Вечером 11 (24) июля С. Д. Сазонова посетил Ф. фон Пурталес. Переданная им записка гласила, что Германия не имела никакого отношения к тексту ультиматума, но, «конечно, полностью поддерживает вполне законные, по ее мнению, требования, предъявленные венским кабинетом Сербии»48. В ходе встречи русский министр иностранных дел решительно отмел призывы германского посла к «монархическому принципу» и отказался от принципа локализации австро-сербского конфликта. С. Д. Сазонов недвусмысленно оценил представленный Белграду ультиматум как заведомо неприемлемый49. «Видевшие графа Пурталеса по выходе его от министра свидетельствуют, – гласит поденная запись русского МИДа, – что он был весьма взволнован и не скрывал, что слова С. Д. Сазонова и особенно его твердая решимость дать австрийским требованиям отпор произвели на посла сильное впечатление»50.

23 июля Э. Грей встретился с принцем М. фон Лихновским и высказал свое удивление чрезвычайно жесткими условиями ультиматума, которые покушались на суверенитет Сербии, тем не менее министр иностранных дел Великобритании оставался спокойным и после того, как германский посол потребовал безоговорочного выполнения всех требований Вены51. Э. Грей заявил М. фон Лихновскому, что «Австрия не должна спешно приступать к военным действиям». Встречи с австрийским послом не было, впрочем, она и не требовалась, поскольку все решал Берлин. О решительности и настроениях Вильгельма II можно судить по его собственноручным пометкам, оставленным на донесении М. фон Лихновского о разговоре с Э. Греем. Любые попытки смягчить ситуацию вызывали у германского монарха явное раздражение, а напротив упоминания о национальном достоинстве Сербии кайзер соизволил написать: «Такого понятия не существует!»52.

Позиция Форин-Офиса была изложена следующим образом: «Сербия, несомненно, должна выразить Австрии свое сочувствие и свои сожаления в том, что в числе причастных к убийству эрцгерцога лиц были люди, занимавшие официальные должности, хотя бы и низшие, и, конечно, должна обещать дать удовлетворение в том случае, если это обвинение будет доказано. Во всем остальном ответ должен соответствовать интересам Сербии. Сэр Э. Грей, – сообщал русский посол в Лондоне, – не знает, можно ли по истечении срока избежать военных действий со стороны Австрии чем-либо, кроме безусловного принятия ее требований. Ему кажется, что только не отвергая прямо всех этих требований, а приняв до истечения срока возможно большее число их, удастся, может быть, этого достигнуть»53.

24 июля Э. Грей снова встретился с М. фон Лихновским и попытался повлиять примиряющим образом на позицию Берлина. Он говорил об опасности европейской войны в случае вторжения Австрии на территорию Сербии, предлагал продлить действие ультиматума, в частности для того, чтобы четыре державы – Франция, Германия, Англия и Италия смогли выступить посредниками между Россией и Австро-Венгрией, но все эти идеи снова вызвали у Вильгельма II только жесткое раздражение. На предупреждение своего посла, предсказывавшего, что Австро-Венгрия в результате войны даже с одной Сербией «истечет кровью до смерти», кайзер энергично отреагировал лишь одним словом: «Нонсенс»54.

12 (25) июля заседание Совета министров Российской империи было созвано в Красном Селе под председательством императора55. После краткого обсуждения правительством было принято решение придерживаться принятой накануне линии поведения, включая и частичную мобилизацию56. Кроме того, на следующий день по всей территории империи вводилось «Положение о подготовительном к войне периоде»57. Это была серьезная мера, предполагавшая подготовку железных дорог к воинским перевозкам, пополнение материальной части до норм военного времени, начало работ по подготовке мобилизации в частях войск, принятие мер по охране пограничной полосы, возвращение войск из лагерей и командировок в места постоянной дислокации, выдвижение кавалерии и пехотных частей, расположенных в пограничных районах, под видом маневров в намеченные для прикрытия мобилизации и сосредоточения районы. Кроме того, были предприняты и другие действия: выставлялась охрана на железных дорогах, организовывались команды для взрыва намеченных участков железных дорог на границе, проводились учебные сборы, пристрелка оружия, шли минирование подходов к морским крепостям, подготовка сухопутных укреплений к военным действиям58.

Экстраординарные меры были уже безальтернативными. В войсках ощущался большой некомплект младших офицеров по мирному штату – около 3 тыс. человек. В результате было принято решение немедленно провести выпуск старших классов военных училищ59. В эти дни русская армия еще продолжала жить своей обычной жизнью. Гвардейский корпус, стоявший в лагерях в Красном Селе, занимался рутинной подготовкой к маневрам под Нарвой. 12 (25) июля 1914 г. в лагеря прибыл Николай II60, по окончании правительственного совещания он лично поздравил пажей и юнкеров с производством в офицеры и вернулся в столицу61. Та же картина повторилась и в Петербурге. Выпускники училищ были вызваны ко дворцу. «В училищах ничего не ожидали, – вспоминал один из них, – производство должно быть еще через месяц. Юнкера разных училищ толпами, в разнообразной форме, спешили к дворцу. Государь вышел к ним, сказал им несколько слов о нападении австрийцев на братьев-славян и поздравил их офицерами»62.

В тот же день, 25 июля, австрийские дипломаты в Париже и Лондоне попытались уточнить позицию своего правительства. Они подчеркивали разницу между «ультиматумом» и «выступлением» с указанием срока, и «если требования Австрии не будут выполнены в срок, то австро-венгерское правительство прервет с Сербией дипломатические сношения и приступит к военным приготовлениями, но не к операциям». Николай II оценил это просто и верно: «Игра слов»63. Австрийское посольство в Лондоне, впрочем, также не скрывало этого, давая понять, что ультиматум Сербии направлялся с целью вызвать отказ ее правительства принять его64. В полдень 25 июля в австрийском посольстве узнали о том, что возможен положительный ответ сербского правительства. Этот слух был передан В. Гизлю фон Гизленгену журналистом Wiener Telegraphen-Korrespondenz-Bureau. Посланник был вне себя от ярости: «Ведь это невозможно. Это исключено. Исключено… Я просто не могу этому верить. Это было бы неслыханно»65.

Слова дипломатических представителей Вены в Великобритании вскоре получили подтверждение на Балканах. 25 июля в 17 часов 55 минут В. Гизль фон Гизленген получил сербский ответ, признававший все пункты австрийского ультиматума, за исключением участия австрийских властей в следствии по сараевскому делу на территории Сербии. Белград пошел на максимальные уступки, но отказался капитулировать. Получив этот текст 14 (27) июля, министр иностранных дел России немедленно отправил телеграмму послам в Париже, Лондоне, Берлине, Вене, Риме и Константинополе: «Только что ознакомились с ответом, врученным Пашичем барону Гизлю. Ответ превышает все наши ожидания своей умеренностью и готовностью дать самое полное удовлетворение Австрии. Мы недоумеваем, в чем может заключаться еще требование Австрии, если только она не ищет предлога для экспедиции против Сербии»66.

12 (25) июля С. Д. Сазонов обратился за поддержкой в Лондон. «При нынешнем обороте дел, – сообщал он русскому послу в Великобритании, – первостепенное значение приобретает то положение, которое займет Англия. Пока есть еще возможность предотвратить европейскую войну, Англии легче, нежели другим державам, оказать умеряющее влияние на Австрию, так как в Вене ее считают наиболее беспристрастной и потому к ее голосу более склонны прислушиваться. К сожалению, по имеющимся у нас сведениям, Австрия накануне своего выступления в Белграде считала себя вправе надеяться, что ее требования не встретят со стороны Англии возражений, и этим расчетом до известной степени было обусловлено ее решение. Поэтому весьма желательно, чтобы Англия ясно и твердо дала понять, что она осуждает неоправдываемый обстоятельствами и крайне опасный для европейского мира образ действий Австрии, тем более что последняя легко могла добиться мирными способами удовлетворения тех ее требований, которые юридически обоснованы и совместимы с достоинством Сербии»67.