– На самом деле, было не совсем так, – вмешалась Анна. – Мне сообщили, что по вашему отделению ходит какая-то дама и задает среднему и младшему медицинскому персоналу странные вопросы. Тогда я решила выяснить, что происходит…

– И мы встретились, – закончила за главврача адвокатесса. – Пришлось объяснить, кто я такая и зачем кручусь в отделении. Надеюсь, вы не в обиде, Владимир Всеволодович?

– А зачем вы опрашивали медсестер? – спросил он вместо того, чтобы ответить на ее риторический вопрос.

– Пыталась выяснить, действительно ли вы сексуальный маньяк, бегающий за каждой юбкой, – фыркнула Нелидова. – Вот уж глупость!

– И… как много людей вы успели опросить? – пробормотал Мономах, представляя себе, что теперь подумают о нем подчиненные.

– Всех, кого намеревалась, – спокойно ответила Бондаренко. – Больше всего информации мне предоставили две ваши девочки, сейчас… – она стукнула по экрану навороченного смартфона красивым розовым ногтем. – Вот, Алина Руденко и Татьяна Лагутина.

Ну конечно, Лагутина, куда же без нее! Уж эта наговорит…

– Они очень удивились, что я задаю такие вопросы, – продолжала адвокатесса.

– И что сказали? – осторожно поинтересовался Мономах.

– Что никогда не видели, чтобы вы преследовали кого бы то ни было настойчивыми ухаживаниями. И даже не слышали о таком!

– Марина Павловна попросила меня вызвать сестру, которая обвиняет вас, Владимир Всеволодович, – сказала Нелидова. – И знаете, что интересно?

Он молча устремил на нее вопрошающий взгляд.

– Выяснилось, что Мутко в отпуске…

– Причем уже три дня как, – встряла Бондаренко. – А вот с Капустиной вообще странная история. Я позвонила ей, представилась и попросила о встрече. Она сказала, что будет разговаривать только со следователем, и ни с какими адвокатами общаться не обязана!

– И что теперь делать?

– Я найду способ встретиться с этими милыми дамами, которые, судя по всему, вовсе не горят желанием ответить за свои слова. В конце концов, потребую, чтобы Никифоров вызвал девиц для беседы в моем присутствии, это не проблема!

– А в чем тогда проблема? – спросила Нелидова.

– На мой взгляд, проблемы нет, – беспечно пожала пышными плечами адвокатесса. – То, что якобы пострадавшие не могут подтвердить свои слова, нам на руку! Между прочим, Татьяна Лагутина сказала, что доктор Князев не обратил бы внимания ни на одну медсестру, даже если бы они стояли голые под прожектором.

– Даже так? – усмехнулась главврач. – Почему?

– Лагутина не уточнила, но, полагаю, это о многом говорит. Сдается мне, если допросить девиц по отдельности, кто-нибудь из них, если не обе сразу, откажутся от первоначальных показаний. Но то, что они лгут, не означает, что вам, Владимир Всеволодович, нечего опасаться.

– Почему? – удивился он. – Если все это – наглая фальсификация…

– Is fecit cui prodest!

– Ищи, кому выгодно? – машинально перевел Мономах с латыни. – Что вы имеете в виду? Разумеется, выгодно следователю, ведь на этих показаниях он строит обвинение!

– А вот я бы не была так уверена на вашем месте, – покачала головой Бондаренко. – Похоже, у кого-то еще на вас зуб, вот и «нарисовались», очень кстати, две «обиженные» девицы! У вас есть предположения, кто бы это мог быть?

Нелидова и Мономах быстро переглянулись и почти одновременно покачали головами.

– Что ж, тогда я, пожалуй, пойду, – сказала адвокатесса, поднимая свой внушительный зад со стула. – Будем держать связь, Владимир Всеволодович!

– Я тоже пойду, – поспешил вскочить и он, не желая оставаться в кабинете и обсуждать ситуацию с Нелидовой. Конечно, рано или поздно придется это сделать, но лучше не сейчас, когда он и сам в тупике.

Распахнув перед Бондаренко дверь, он вышел следом.

– Проводите меня до лифта, если не возражаете, – попросила она. – У вас тут настоящие катакомбы, и без гида легко можно потеряться!

Мономах подумал, что столь яркая и корпулентная дама вряд ли смогла бы потеряться где бы то ни было, но кивнул и, держась чуть впереди, повел ее по извилистому коридору к служебному лифту: ожидать общего слишком долго, а он не хотел продолжения разговора – по крайней мере, до тех пор, пока не обмозгует все сам, в одиночестве. Завернув за угол, он едва не налетел на Гурнова, направлявшегося куда-то с сосредоточенно-задумчивым видом.

– О, Вовка! – обрадовался он. – Ты чего…

Патолог осекся при виде большого, облаченного в васильковый костюм тела, маячившего за спиной приятеля.

– Добрый день, – поздоровалась Бондаренко, очаровательно улыбнувшись.

– До… брый, – выдохнул Иван, восхищенно таращась на нее, словно школьник-подросток на грудастую училку.

– Дальше я сама, спасибо, – обратилась адвокатесса к Мономаху; действительно, они уже почти дошли. – А вы все-таки подумайте над моим вопросом, Владимир Всеволодович, – неожиданно добавила она. – Is fecit cui prodest…

И, покачивая полными бедрами, двинулась прочь.

– Ну, Вовка… – пробормотал патолог, провожая взглядом ее фигуру, занимающую, казалось, почти все пространство узкого коридора. – Кто эта жар-птица, черт подери?!

– Мой адвокат, – ответил Мономах: было забавно наблюдать, как худое, остроносое лицо приятеля наливается краской. – А ты зачем вылез из своего подвала – неужели Нелидова вызвала?

– Какая еще Нелидова? – бесцветным голосом отозвался Иван, не сводя взгляда с угла, за которым только что скрылась Бондаренко.

– Твой начальник, Нелидова!

– А-а… Слушай, а как ее зовут?

– Нелидову? Ты что, забыл – ее зовут Анна…

– Да при чем тут Нелидова, Мономах, я про адвокатшу твою! – нервно перебил друга патолог.

– Кажется, Бондаренко… Марина, да. Тебе-то что?

– Познакомь нас!

– Чего?

– Меня и ее. Лады?

– Зачем?

– Не тупи, Вовка!

Мономах во все глаза смотрел на Гурнова, совершенно его не узнавая. Приятель любил женский пол, недаром он был женат несколько раз, но ни разу он не видел его в состоянии столь сильного возбуждения. Ни одна из многочисленных жен Ивана не вызывала у Мономаха теплых чувств, однако он смирялся с неизбежным и старался не общаться с ними без особой надобности. Все они походили друг на друга, словно горошины из одного стручка – невысокие, худенькие брюнетки со стервозным характером. Так почему же при виде женщины, абсолютно не соответствующей его идеалу внешности, патолог вдруг лишился дара речи и пустил слюни, как щенок?

– Ну, познакомишь? – нетерпеливо повторил свою просьбу Иван, умоляюще глядя на Мономаха.

– Ладно, если хочешь. А ты чего здесь…