– Дело не только в этом, – задумчиво проговорила Суркова.

– Вы о чем?

– Вам не кажется, Дамир, что почтовые ящики и прочая ерунда – это, скорее, работа подростка или, как минимум, человека с незрелой психикой?

– Д-да, возможно… – протянул оперативник. – Так вы полагаете, что коллег можно исключить? Но тогда кто может донимать Цибулис – соседи?

– А как насчет пациентов?

– Но ведь все довольны и счастливы, разве нет?

– Ну, не все. Я вот, к примеру, обнаружила несколько человек, которые, скорее всего, ничего хорошего о Цибулис не скажут… К несчастью, кое-кто не сможет сказать вообще ничего.

– Вы имеете в виду, что у нее все-таки случаются неудачи? Но это же закономерно, она ведь не насморк лечит!

– Да будет вам известно, Дамир, что насморк хоть и кажется простым, но на самом деле лечить его так и не научились!

– Да ну, а как же всякие там капли в нос?

– Это не лечение, а временное устранение симптомов. Кстати, длительное употребление таких капель ведет к тяжелейшим последствиям… Но не будем об этом! Мне с большим трудом удалось добыть эту информацию, ведь она защищена медицинской, так ее растак, тайной, а сама наша доктор напрочь отрицает саму возможность, что кто-то из пациенток может желать ей зла. У меня создалось впечатление, что именно ее покровитель настаивает на расследовании, а сама она ничуть не обеспокоена… И все же я обнаружила, по меньшей мере, двух женщин, у которых могут быть вопросы к Цибулис. Первая, Полина Арефьева, мертва – надо разузнать, есть ли у нее родственники, и не винят ли они врача в гибели девушки. Вторая, Елена Куренная, слава богу, жива, но надо выяснить, по какой причине она сменила врача. А еще я поговорила со своей приятельницей, которая слышала о Цибулис и о том, что она привередлива при подборе пациенток.

– Это как?

– А вот так: берет она не всех, а только тех, кто ей подходит. Критерии подбора не совсем ясны, но это неудивительно, ведь мы не врачи и, уж тем более, не онкологи! Между прочим, доктор Князев считает, что это нормально, особенно если лечение экспериментальное.

– Значит, вы общались с Князевым? – оживился Дамир. – Как его дела с теми медсестрами?

– Похоже, я права: они оговорили его. Плохо то, что лично у этих девиц – по крайней мере, у одной из них, – нет причин это делать.

– И какой из этого вывод?

– Кому-то выгодно очернить Князева, и этот «кто-то» не гнушается самыми грязными и подлыми методами… Но с Князевым разберется адвокат, а нам нужно заниматься Цибулис. Так вот, я предлагаю разыскать тех, кому она отказала – вдруг кто-то обозлился, решив, что дело в личных предпочтениях, а не в объективной оценке состояния?

– Сделаю, Алла Гурьевна.

– А что все-таки поведал вам Гаспарян?

– Ой, даже не спрашивайте! Но я записывал нашу беседу, так что вы сможете все услышать своими ушами.

– Отлично! Все же интересно, почему Гаспарян обвиняет Цибулис в мошенничестве… Но этим я, пожалуй, займусь лично!

* * *

– Ты должен был мне рассказать! – не успокаивалась Анна.

Они сидели на диване в гостиной дома Мономаха за низким журнальным столиком, на котором расположились бутылка армянского коньяка, блюдечко с тонко нарезанными дольками лимона и открытая коробка шоколадных конфет.

– Да ладно, ты-то тут при чем? – пробормотал Мономах, меланхолично глядя, как льющийся сквозь широкие окна свет заходящего солнца играет в красно-коричневой жидкости на дне его бокала.

– Как это – при чем?! – воскликнула Анна, подавшись вперед. – Я, извини, конечно, твой начальник!

– Но я же не проворовавшийся чиновник, меня обвиняют в убийстве, а это не имеет отношения к работе!

– А вот мне так не кажется!

– В смысле?

– Ну, спроси себя, почему вдруг эти… Капустина и, как ее…

– Мутко вроде бы.

– Ну да, Мутко – так вот, с чего бы им наводить тень на плетень, обвиняя тебя в приставаниях?

– Не забывай, что с одной из них я все-таки знаком. Я ее уволил, так что, вполне возможно, она держит на меня зло!

– Допустим, но что насчет другой? Ты с ней вообще ни разу не сталкивался и даже вряд ли узнал бы, проходя мимо по коридору, – с какой стати она тебя оговаривает?

– Скорее всего, дело в этом следователе, Никифорове, – предположил Мономах. – Он так хочет видеть меня единственным подозреваемым и так не желает искать кого-то еще, что пытается подогнать под свою версию как можно больше фактов. Если я домогался медсестер в своем и соседнем отделениях, то вполне мог попытаться сделать это и с Ольгой Далмановой. Его теория строится на том, что мы встречались, она меня бросила, и я, сочтя себя оскорбленным, продолжал ее преследовать и в конце концов убил.

– С чего ты взял, что все именно так?

– Никифоров задавал родичам Ольги наводящие вопросы, и они сделали вывод, что он пытается заставить их признать, что у нас с ней был романчик.

– Откуда ты знаешь, что он задавал семье погибшей наводящие вопросы? – насторожилась Анна.

– Я с ними разгова…

– Ты с ума сошел, да?! Разговаривать с родственниками той, кого, по версии следствия, ты убил?!

– Я должен был с ними встретиться!

– Зачем?

– Затем, что я считаю себя в некоторой степени ответственным…

– Да какого черта?! Почему ты должен отвечать за то, что сделал убийца?

– Перед смертью Ольга звонила мне. Она почему-то считала, что я могу помочь!

– Вот именно – почему-то считала! Она объяснила тебе, в чем дело? Намекнула, чего от тебя хочет?

Он молча покачал головой.

– Вот! – победно ткнула пальцем в потолок Нелидова, откидываясь на спинку дивана. – Ничего ты ей не должен – забудь! Кажется, твой адвокат – баба дельная, она тебя отмажет с наименьшими потерями. Я, со своей стороны, окажу любую помощь, какая потребуется. Но это не отменяет того, что я сказала: против тебя ведется какая-то игра, и я абсолютно уверена, что Никифоров – самая маленькая из твоих проблем!

Через несколько часов, когда Анна мирно посапывала на своей стороне кровати, Мономах тихонько, стараясь ее не беспокоить, спустил ноги на пол и сунул их в домашние тапки. Шторы были задернуты, поэтому в комнате царила тьма, и добираться до двери пришлось на ощупь. Прикрыв ее за собой, Мономах с облегчением щелкнул выключателем. Телефон стоял на зарядке, но Мономах просто не дотерпел бы до утра: разговор с Нелидовой заставил его задуматься, и он решил позвонить Ивану Гурнову. Патолог всегда в курсе последних сплетен, и один бог знает, как ему это удается, но он получает информацию из источников, гораздо более осведомленных, чем у Мономаха! Несмотря на поздний час, можно быть уверенным, что Гурнов не спит: скорее всего, он еще на работе или коротает время в одиночестве за бокалом вина и гурманской трапезой. Выдернув шнур из розетки, Мономах расположился на диване и включил телефон. На экране высветилось несколько сообщений, номер отправителя не определился. Он уже намеревался стереть их, не открывая (сын предупреждал, что подобные трюки частенько приводят либо к автоматической загрузке вируса, либо к снятию денег со счета), но все же решил открыть последнее – вдруг что-то важное? Мономах ожидал чего угодно, но только не такого: на экране огромными буквами высветилось: