– Как только мы вошли, – уточнил Огастес.

– Разбудить его хотел, – объяснил Джок. – Не знал, что он уже концы отдал. Думал, просто спит. Но вот в чем штука-то: воротник был влажным. От пота то есть – пот еще не просох. Мы прикинули, он не далее как полчаса назад помер.

Он хотел было продолжить, но Лодербек, резко дернув подбородком, заставил его умолкнуть.

– Ничего не понимаю! – недоумевал Балфур. – Подписывался как Уэллс – надо же!

– Мы, должно быть, разных людей имеем в виду, – отозвался Лодербек.

– У Карвера на щеке шрам, вот тут. Белый и по форме вроде… вроде серпа.

Лодербек поджал губы, покачал головой:

– Шрама не помню.

– Но он темноволосый? Крепко сложен? С виду – грубая скотина?

– Да.

– Ничего не понимаю! – повторил Балфур. – Зачем бы человеку менять фамилию? Да еще эти братья!.. Фрэнк Карвер – и Кросби Уэллс!

Усы Лодербека зашевелились, как если бы он жевал нижнюю губу.

– Вы его знали? – осведомился он уже совсем другим голосом.

– Кросби Уэллса? Вовсе нет, – отозвался Балфур. Он откинулся на стуле, радуясь прямому вопросу. – Он строил лесопилку – далеко, на Арахуре; ну да вы ж видели хижину; вы там сами были. Он через меня грузы возил – оборудование, все такое прочее, – так что в лицо-то я его знал. Да покоится он с миром. У него в напарниках был туземец-маори. Они лесопилкой вместе занимались.

– Ну и как он вам – что за человек-то?

– В смысле, какой именно человек?

– Ну да, какого сорта? – Рука Лодербека вновь дернулась. Вспыхнув, он переформулировал вопрос: – Я хочу сказать, как он вам показался?

– Жаловаться не на что, – пожал плечами Балфур. – Занимался своим делом, в чужие не лез. По выговору вроде бы уроженец Лондона. – Он помолчал, затем заговорщицки наклонился вперед. – Конечно же, теперь, когда он умер, о нем чего только не рассказывают.

И вновь Лодербек не ответил ни словом. Как-то странно он себя ведет, отметил Балфур: красный от смущения и все больше отмалчивается. Он словно бы хотел услышать от Балфура ответ на какой-то конкретный вопрос – и одновременно заставить его замолчать. Оба помощника, по-видимому, интерес к разговору утратили: Джок возил по тарелке кусок печенки, а Огастес, отвернувшись, наблюдал, как в окна хлещет дождь.

Балфур искоса следил за ними. Эти двое вращались вокруг Лодербека точно спутники вокруг планеты. Они спали в его комнате, подложив под голову по диванному валику, неотлучно следовали за ним повсюду и всегда говорили и действовали заодно, словно делили на двоих одну личность в придачу к имени. До сего дня Балфур считал их очень славными ребятами, компанейскими и понятливыми; он полагал, что их преданность Лодербеку весьма похвальна, пусть даже их вечное присутствие порою действовало ему на нервы. Но теперь? Он переводил взгляд с одного на другого и понимал, что уже не столь в этом уверен.

Лодербек почти ничего не рассказывал Балфуру о последнем этапе своего путешествия через Альпы двумя неделями раньше. Все, что Балфур знал о его ночном прибытии в Хокитику, он почерпнул главным образом из «Уэст-Кост таймс»: газета опубликовала сокращенную версию показаний, которые Лодербек в письменном виде предоставил полиции. Лодербека никто не подозревал в причастности к двум смертям, одной – фактической, другой – предотвращенной: из протокола коронера недвусмысленно явствовало, что Кросби Уэллс скончался от вполне естественных причин, а врач сумел доказать, что опиум, от которого едва не погибла Анна Уэдерелл, принадлежал ей самой. Но теперь Балфур задумался: а много ли правды в газетном отчете?

Он наблюдал, как Джок Смит гоняет кусок печенки по тарелке туда-сюда. Как странно, что Лодербек ни с того ни с сего воспылал любопытством к характеру Кросби Уэллса при жизни, а еще удивительнее то, что Кросби Уэллс, человек тихий, заурядный, не пользующийся ни малейшим влиянием, внезапно оказался связан родственными узами – да какими бы то ни было узами! – со скандально известным Фрэнсисом Карвером. Балфуру в это не верилось. А теперь вот еще эта шлюха на дороге. Речь идет о простом совпадении, или это происшествие имеет какое-то отношение к безвременной смерти Кросби Уэллса? И с какой стати Лодербек так упорно уходил от разговора об этих двух встречах – вплоть до сего момента?

Отчасти чтобы поддержать разговор, отчасти чтобы обуздать воображение, которое так и норовило голословно обвинить его друга во всех смертных грехах, Балфур проговорил:

– Итак, вы продали барк Карверу – думая, что зовут его Уэллс, – и он между прочим проболтался, что у него в загашнике припасен братец Кросби.

– Сейчас уже не помню, – отозвался Лодербек. – Это с год назад было. Давным-давно!

– Но вот вы год спустя столкнулись с братом этого человека – только что умершим, тело еще остыть не успело! – продолжал Балфур. – По другую сторону Альп, ни больше ни меньше… в месте, где вы отродясь не бывали! Поразительная случайность, вы не находите?

– Лишь немощный разум верит в совпадения, – напыщенно произнес Лодербек. Оказавшись в непростой ситуации, он имел обыкновение изображать надменную снисходительность.

Балфур пропустил афоризм мимо ушей.

– Так которое из имен вымышленное? – размышлял он вслух, не сводя с политика глаз. – Карвер? Или Уэллс?

– Я наполню кувшин, мистер Л.? – осведомился Огастес Смит.

Лодербек побарабанил по столу:

– Да, наливайте. Отлично.

– «Добрый путь» снялся с якоря недели две назад, – рассуждал Балфур. – Судно ходит туда-сюда от Кантона, верно? Чай возит? То есть мы Карвера еще долго здесь не увидим.

– Оставим эту тему, – заявил Лодербек. – Я перепутал фамилии. Наверняка перепутал. Не имеет значения.

– Минуточку! – воскликнул Балфур. Ему в голову пришла новая мысль.

– Что такое? – вскинулся Лодербек.

– Возможно, не все так просто. Учитывая, что продажа имущества покойного была обжалована. Для вдовы, вероятно, очень даже имеет значение, что у Кросби Уэллса где-то припрятан братец.

Лодербек вновь боязливо заулыбался:

– Для вдовы?

– Да-да, – многозначительно откликнулся Балфур и уже собирался было продолжать, но Лодербек поспешно его перебил:

– В хижине не было никаких следов жены – вообще никаких! По всей видимости, он – этот парень – жил один.

– В том-то и дело, – откликнулся Балфур.

Он уже хотел пояснить, но Лодербек снова вмешался:

– Вы говорите, что это важно – новости насчет брата. Но деньги мужа всегда наследует жена, разве что в завещании говорится иначе. Таков закон! Не понимаю, при чем тут брат. Отказываюсь понимать! – И он набычился, вызывающе глядя на собеседника.

– Так завещания нет, – откликнулся Балфур. – В том-то и проблема. Кросби Уэллс никакого завещания не оставил. Никто вообще не знал, есть ли у него семья. Когда он умер, непонятно было даже, куда извещение посылать, – видите ли, наличествовало только его имя: ни домашнего адреса, ни свидетельства о рождении, ровным счетом ничего. Так что его земля и дом отошли Короне… и, разумеется, Корона имеет полное право пустить их в продажу, так что они немедленно оказались выставлены на рынок и на следующий же день были куплены. Здесь у нас на рынке товар не задерживается, это я вам со всей авторитетностью говорю. И тут, еще чернила на договоре купли-продажи не просохли, объявляется жена! Никто ни о какой жене и знать не знал вплоть до того дня – а у нее, понимаете ли, и свидетельство о браке в полном порядке, и сама она подписывается как Лидия Уэллс.