Карл отплыл не слишком быстро. Начался новый сильный шторм, корабли подплывали все ближе и ближе друг к другу. Те суда, которые буря отогнала в сторону, беспомощно скитались по морю, и множество людей погибло от голода и переохлаждения. Некоторые испанские суда потерпели в Алжире кораблекрушение, и членов их команд и находившихся на них солдат отправили в тюрьмы для рабов. Сам Карл вместе с Дориа и частью флота благополучно прибыл в Буджаю, в тот период являвшуюся испанским аванпостом. Из-за неожиданных гостей там вскоре начался голод, но буря не утихала. Полуголодные гребцы тщетно пытались бороться с волнами, чтобы доставить императора обратно в Испанию. Проплыв 80 миль, они сдались, и корабли с понурыми людьми на борту вернулись в бухту. Шторм ревел у коварного берега на протяжении 12 дней и ночей, и императорский флот смог снова отплыть в сторону Испании лишь 23 ноября.

В Кастилии в то Рождество царила печаль. Жертвами шторма и мавританских копий стали не только 8000 рядовых, но и 300 высокородных офицеров. Алжир кишел пленниками-христианами, и поговаривали, будто раба-христианина редко отдавали в обмен на что-то большее, чем обычная луковица.

Так закончился этот славный поход. Начало его было блистательным, а окончание было покрыто позором. Весь христианский мир (такое обобщение вполне позволительно, ибо в экспедиции участвовали также английские рыцари, такие как сэр Томас Челонер, а также немцы, французы, испанцы и итальянцы) отправил своих посланцев, чтобы уничтожить гнездо пиратства, но из-за капризов погоды и глупости их собственных предводителей они едва не уничтожили сами себя. Они побросали корабли, людей, припасы и пушки, а что еще хуже, сделали так, что алжирцы стали еще более сильными и непокорными, чем прежде.

Жители Алжира, в свою очередь, не забыли отвагу мальтийских рыцарей, и место, где те оборонялись, до сих пор называется Могилой рыцарей. Высоко на склоне холма, там, где утром того рокового дня, 23 октября, стояла огромная палатка Карла, находится «Замок императора».

«Климат Африки, – язвительно писал Жюрьен де ла Гравьер, – очевидно, не был приспособлен для рыцарских подвигов».

Имя Драгута уже не раз встречалось на страницах этой книги, и со временем ему предстояло стать не менее значимым, чем то, что носил Барбаросса. Драгут, или Тургут, родился на побережье Карамании напротив острова Родос. В отличие от многих его «коллег» он, вероятно, был сыном родителей-мусульман, занимавшихся земледелием. Будучи по своей природе авантюристом, еще мальчиком он поступил на службу в турецкий флот и стал «прекрасным кормчим и выдающимся стрелком». В конце концов он сумел купить галиот и нанять команду. На своем корабле он бороздил воды в районе Леванта, где благодаря прекрасному знанию местного берега и островов ему удавалось обретать и сбывать многочисленную добычу.

О его подвигах вскоре узнал Хайр-эд-Дин Барбаросса, и, когда Драгут прибыл в Алжир, чтобы засвидетельствовать свое почтение, последний очень тепло встретил его. Доверие Барбароссы к Драгуту было настолько велико, что он поручил ему командовать несколькими экспедициями и в конце концов назначил его своим заместителем, передав под его командование 12 галер. «С тех пор этот грозный пират ни одного лета не провел без того, чтобы разграбить побережье Неаполя и Сицилии. Ни одно христианское судно не смело пройти между Испанией и Италией, ибо, если они решались на это, Драгут неизбежно захватывал их, а если он упускал добычу на море, то компенсировал эту утрату, сходя на берег и грабя деревни и города и уводя множество местных жителей в плен».

Замок на острове Джерба

Как было сказано выше, в 1540 г. Драгут попал в плен к Джанеттино Дориа, подарившему его своему выдающемуся родственнику Андреа, на галерах которого пират был вынужден трудиться в цепях. Ла Валетт, который впоследствии станет великим магистром Мальтийского ордена, некогда в качестве пленника сидевший на веслах кораблей Барбароссы, хорошо знал Драгута. Однажды он увидел, как бывший пират напряженно стоит на банке галеры. «Сеньор Драгут, – сказал он, – usanza de Guerra (это военный обычай)». Пленник, помня об опыте своего гостя, радостно ответил: «Y mudanza de fortuna (Удача переменчива)». Он не лишился мужества, и в 1543 г. Барбаросса выкупил его за 3000 крон и поставил его командовать галерами западных пиратов.

После плена его неприязнь к христианам усилилась, и он разорял побережье Италии с еще большим, чем прежде, рвением. Окруженный смельчаками и командовавший собственным флотом Драгут держал под своим контролем все Средиземное море и даже рискнул захватить галеру, принадлежавшую самому опасному из противников – мальтийским рыцарям, на которой перевозили 70 000 дукатов, предназначавшихся на восстановление укреплений Триполи, принадлежавшего тогда «религии». Как писал турецкий историк, «Торгул стал мечом ислама».

Логово Драгута располагалось на острове Джерба, по легенде принадлежавшем поедателям лотоса, возможно, из-за исключительной плодородности его почвы. Жители Джербы, хотя и занимавшиеся сельскохозяйственным трудом, с нетерпением относились к какой-либо над собой власти и нередко оказывались независимы от соседнего Туниса или какого-либо иного государства. Здесь (то ли с их разрешения, то ли без него) поселился Драгут, возможно, в том самом замке, который бывший тогда повелителем острова Рожер Дориа начал строить в 1289 г. И, выходя из широкого озера, пиратские галиоты отправлялись в путь, чтобы грабить острова, находившиеся под защитой потомков Дориа. Не готовый довольствоваться богатой европейской добычей, Драгут один за другим захватил испанские аванпосты в Африке – Сус, Сфакс, Монастир и, наконец, отправился завоевывать «Африку».

Арабы нередко дают стране и ее столице одинаковое название. Так, слово «Миср» использовалось (и применяется до сих пор) для обозначения и Египта, и Каира; Аль-Андалус – это и Испания, и Кордова. Таким же образом под словом «Африка» арабы понимали окрестности Карфагена, или Тунис, и его столицу, которой сам Тунис стал не сразу – до него эту роль играл сначала Кайруан, а затем Махдия. Христианские авторы, писавшие в более поздний период эпохи Средневековья, использовали слово «Африка» для обозначения последнего из этих двух городов. Дело в том, что там в 1390 г. бесславно завершилось «выдающееся благородное предприятие». «Генуэзцы, – писал Фруассар, – с огромной враждебностью относились к этому городу, ибо жившие там пираты часто выслеживали их в море, а затем самые сильные из них нападали на их корабли и грабили их, отвозя свою добычу в этот город Африки, бывший и вплоть до настоящего времени являющийся их местом обитания и, можно сказать, их заповедником». Он был «безмерно укреплен, окружен высокими стенами, воротами и глубокими рвами».