Затем он ответил.

– Хорошо.

И я увидел то, что не смогу забыть.

Я вошел в комнату барона с тяжелым грузом на душе. Мне столь много следовало ему сообщить и, видит Бог, я предпочел бы молчать как рыба.

Барон сидел в глубоком кресле у камина, в котором по случаю непогоды пылал огонь. Я опустился в кресло, стоящее у двери. Барон заговорил первым.

– Какие новости ты принес мне, инквизитор?

Я смотрел на этого жестокого, властного человека и тянул с ответом. Меня обуревала жалость.

– Ну же, инквизитор, говори прямо! – лицо барона покраснело, глаза вылезли из орбит. – Признайся в собственной беспомощи. Будь тебе что сказать, ты бы уже заговорил!

Я медленно покачал головой. Оттягивать разговор дальше было нельзя.

– Ты не прав, барон. Я многое узнал. И о тебе, и о твоей дочери. Мне нужно было всего лишь собраться с мыслями. Но, теперь я готов. Вопрос в том, готов ли ты?

И я рассказал ему все, что узнал от старухи.Каждое мое слово оставляло след на раскрасневшемся лице барона. Когда я рассказал ему о смерти его дочери, барон с ревом вскочил и заметался из угла в угол словно безумец. Мне не хотелось продолжать, но я продолжил.

Я едва мог вообразить всю тяжесть удара, свалившегося на плечи барона. Когда я рассказал ему о колдовстве и о том, как жестоко его обманули – барон вдруг обмяк и рухнул в кресло. Могло показаться что он умер, если бы не глаза. Они лихорадочно блестели и непрерывно вращались в орбитах.

– Ну, – прохрипел он, и хрип этот звучал как предсмертный, – продолжай, инквизитор. Я ведь вижу, что самое страшное ты припас напоследок.

Я опустил голову, мой голос зазвучал громче.

– Когда твоя дочь пропала, барон, ведьма проникла в твой дом и похитила кое-что. С помощью этого она и узнала что произошло.

Барон злобно хмыкнул:

– Забавно, – пробормотал он – Инквизитору помогает ведьма…

– Та девочка, которую выдавали за твою дочь, – продолжил я, пропустив его колкость мимо ушей, – она и была твоей дочерью. Все что ты любил в своей малышке, эта маленькая девочка приютила и взрастила внутри себя. Но она не до конца забыла и то кем была прежде. И однажды ночью, она выбралась из своей комнаты и отправилась домой. В свой настоящий дом.

Я помолчал. Барон тоже не проронил ни звука. Страшная догадка теплилась в его глазах, но пока что он отгонял ее прочь.

– Материнское сердце не обманешь, барон. Так же, как и материнским слезам не в силах противостоять никакие чары. Слезы смыли чужую внешность, и лишь внутри нее осталась частичка твоей дочери. Частичка той, кого ты любил больше жизни.

По подбородку барона потекла струйка крови – с такой силой он закусил губу.

– Когда пришли твои люди они ведь не церемонились, верно. Таков был твой приказ. Тебе нужен был только негодяй, как ты считал, сгубивший твою дочь. А его семья была мусором. Ненужными свидетелями.

Глаза барона встретились с моими. Я увидел в них невыразимую боль и тоску. Никогда еще я не был таким уставшим.

– Ты сам убил ее. Убил свою дочь, барон. Своим простым и ясным как день приказом. "Привести этот мешок дерьма, свидетелей в расход". Так и получилось. И я отнюдь не уверен, что прежде, твои головорезы над ней не поглумились!

Вопль барона, исполненный невынасимой боли я так и не смог забыть.

Я стоял под серым, нахмурившимся небом и думал. Раз за разом приходила мне в голову мысль: «Как можно жить с последствиями того, что мы творим, особенно, если они так чудовищны как в этом случае». Мой взор был устремлен на серый могильный камень. Чуть глубже под ним лежал барон Трим. Вчерашний вечер выдался богатым на события.

Выйдя из комнаты барона я направился в сад. Мне было настолько мерзко на душе, насколько это возможно. Следовало отвлечься. Я видел, что ко мне направляется садовник, но на полпути передумал и вернулся к своим делам. Рассматривая цветы в изобилии растущие вокруг, я словно растворился в вечернем сумраке.

Меня негромко позвали по имени, выведя из оцепенения. Позади меня стоял Керк, а чуть позади него стояли Орт и несколько незнакомых мне людей.

– Сир, прибыли люди от графа. Его Высочество повелел немедлено заключить под стражу барона и освободить несчастного, несправедливо потерявшего свободу. Барона же следует немедленно доставить на суд графа. – посыльный говорил звонко и уверенно. Мне показалось, что он заранее готовил эту речь.

– Конечно, – я кивнул незнакомцам. – Мы немедленно отправимся к барону. Я лично провожу вас.

Однако, когда мы открыли дверь в комнату барона было уже поздно.

Жесток, порою, промысел Господень. Такого сильного человека как барон, которого не одолели бы и трое вооруженных бойцов, сразил удар. Когда мы пришли к нему, его сердце уже не билось, а лицо начало синеть.

Его несчастный пленник также не увидел рассвета. Боюсь, только, что смерть его была не столь легка как смерть барона. Всю ночь несчастный метался в бреду, а перед самым рассветом со вздохом погрузился в объятия ангела смерти.

Керк любезно напомнил мне о поручении графа и посоветовал немедля пуститься в путь, но я настоял на том, чтобы остаться здесь до похорон. Сам не знаю почему.

Конечно, их похоронили в разных частях кладбища. Барона, разумеется, в той, которая предназначалась для людей знатных. Несчастного узника – около ограды. И все-же, я чувствовал связь между этими могилами. И знал, что барон, куда бы он не отправился, никогда не избавится от души несчастного, тяжким грузом висящей у него на шее.

Затем я подумал о колдунье. Разумеется, посланцам графа не хотелось отправляться к господину с пустыми руками и узнав о ведьме, они настояли отправиться за ней. Но ее не было. Как и ее дома. Все испарилось как дым. Не знаю почему, но меня это даже обрадовало. Ведьма умело распорядилась временем, великодушно подаренным ей мною.

Солнце выглянуло из-за туч и я увидел как высоко оно поднялось. Следовало немедленно выезжать. Меня ждали неотложные дела в Ло.