– И судит он справедливо, и устраивает войну, – шептал он. Его взгляд уплыл куда-то далеко. – Он есть месть.

– Брат Иеремия, ты?..

– Подлые, неверующие, презренные… Они должны быть преданы огненному озеру горящей серы.

– Брат?..

– Они будут осуждены на вечные муки, – мечтательно рассказывал Иеремия, находясь в плену своего плана, своей замечательной идеи. Он не слышал, что говорил ему молодой человек. Он слышал крики в своей голове, видел, как рушатся храмы. Он наклонился вперед и аккуратно подул на крохотный винт.

– Они должны быть в агонии… День и ночь… Снова и снова. Навсегда.

А маленький пропеллер все крутился и крутился.

Майлз Литтлтон услышал достаточно. Он стоял на четвереньках под окном кемпера проповедника, плотная завеса листвы и тополя скрывали его худое тело от глаз других обитателей лагеря. Молодой автоугонщик около получаса, притаившись, вслушивался в разговор, происходящий внутри фургона, и с каждой минутой ему становилось все противнее.

Учитывая, что Майлз уже много раз бывал в тюрьме за мелкое хулиганство, он мог отличить афериста, когда слышал его.

Проблема в том, что этот поехавший проповедник, кажется, заимел себе в союзники большую часть членов лагеря. По факту, здесь мог быть только один человек, кроме Майлза, у которого работал бредометр, и было самое время пойти к ней и поделиться всем услышанным.

Он отвернулся от фургона и бесшумно пополз по лесу.

Добрался до противоположной части опушки и отправился искать ее.

Норму.

Уж она знала, что делать.

Несколько дней спустя в магистральном канализационном коллекторе на окраине Вудбери, штат Джорджия, в кромешной тьме два человека бок о бок шлепали по 6-дюймовому слою отвратительной жижи. На той, что постарше, худой болезненно-бледной женщине с каштановыми волосами, была надета шахтерская каска, найденная в одной из ремонтных мастерских ближайшей станции водоочистки. Закрепленный на каске фонарь освещал проход впереди рассеянным желтым светом, и отблески играли на древних терракотовых плитах тоннельных стен.

Тот, что помладше, – неуклюжий двенадцатилетний мальчуган во фланелевой рубашке, которая велика ему на два размера, – брел рядом с женщиной, оживленно болтая:

– Я слышал, о чем ты на днях говорила с Бобом, и, Лилли, я полностью с тобой солидарен. В том смысле, что мы и впрямь можем и должны отобрать Вудбери у слизняков. Я знаю, не мне решать, но я полностью на твоей стороне и сделаю все, что смогу, чтобы помочь. Ты же понимаешь, что я имею в виду?

Лилли бросила взгляд на мальчишку, но не остановилась.

– Ты подслушивал?

Тот, не сбавляя шага, пожал плечами:

– Не то чтобы подслушивал, я только немного…

– Ты притворялся, что спишь.

– Вроде того…

– Значит, подслушивал.

– Ладно-ладно, подслушивал, но ведь это не главное, главное, что я целиком на твоей стороне!

Лилли покачала головой:

– Стало быть, ты слышал о том, что я страдаю клаустрофобией?

Мальчишка кивнул.

– Правда, я точно не знаю, что это значит…

Лилли вздохнула.

– Это значит: боязнь замкнутого пространства. В буквальном смысле.

Мальчик ненадолго задумался.

– Фигово, учитывая, где мы сейчас живем.

– Да неужели!

– Лилли, ты умеешь хранить секреты?

– О чем ты?

– Я хочу тебе кое-что показать.

– Прямо здесь?

– Ага.

– Томми, у нас совсем нет времени, мы должны проверить слив дренажной трубы.

– Это займет всего…

– Стой! – Лилли замедлила шаг, чувствуя в затхлом душном воздухе канализации новый неприятный запашок. Сквозь зловоние экскрементов пробивался другой аромат – маслянистый, едкий. – Секунду. – Она остановилась.

Мальчик замер и ждал, пристально глядя на нее.

– Что там? Слизняк?

Она слушала, склонив голову набок.

«Слизняк» – новое словечко, которым мальчишка окрестил бродячих мертвецов. За несколько недель он перебрал кучу прозвищ: вонючки, пустышки, выродки, гниль, оболочки, жмуры, гниды, куклы, жевуны, мясные мухи, обжоры, мудаки – Лилли потеряла счет кличкам. Она считала это защитной реакцией, благодаря которой разум ребенка низводил монстров до уровня оживших манекенов, избавлял от осознания того, что когда-то эти мерзкие существа были людьми. Потому Лилли мирилась с происходящим и старалась, зачастую безуспешно, использовать самое свежее наименование. Впрочем, сейчас, прислушиваясь к доносящимся из темноты шлепкам, она осознала, что «слизняк» – весьма точное определение обитающих в канализации мертвяков, с которыми за последнее время она сталкивалась не раз.

– Ты его слышишь? – спросила наконец Лилли.

– Ага, – мальчик застыл, словно статуя. Шлепки переросли в бьющий по нервам вязкий шум.

– Похоже, он вон в том боковом тоннеле, – мальчишка указал в сторону темной развилки в пятидесяти футах от них, рядом с которой к стене была прислонена лопата.

Они прошли почти милю на запад от бараков и сейчас находились где-то под Гейблс-Понд. В рассеянном свете фонаря шахтерской каски было видно, как по неподвижной поверхности воды бежала рябь.

Лилли достала свой «ругер» двадцать второго калибра и начала навинчивать глушитель.

– Стой здесь, а я пойду и…

– Нет, – мальчик положил руку ей на плечо. – Позволь мне обо всем позаботиться.

– Томми…

– У меня получится.

Мальчишка выдвинул вперед подбородок, демонстрируя решимость, его глаза горели.

Эта решимость терзала сердце Лилли. Недавно осиротевший, заглянувший в лицо смерти, переживший страшную потерю, мальчик с юных лет готовился бороться за выживание.

– Ничего со мной не случится, – сказал он. – Позволь, я обо все позабочусь.

Лилли кивнула.

– Если что, я рядом. Будь осторожен. Бей не раздумывая.

– Я уверен, у меня получится.

Лилли шлепала за мальчиком по грязи, держа пистолет у бедра, палец на спусковом крючке. Томми осторожно подошел к развилке, взял лопату.

Что-то двигалось за углом, порождая рябь на затопленном полу. Мальчик сделал бесшумный вдох, поднял лопату и завернул за угол. Лилли последовала за ним.