бледней, — усмехнулась снайперша и легонько хлопнула его по плечу. — Ты, главное, не напрягайся. И не расслабляйся. Держи баланс.

— Где ты набралась всего этого?

— А ты — своих функций?

Некоторое время они молча и сосредоточенно искали что-то в лицах и взглядах друг друга. Потом Кундри улыбнулась краешком губ, словно подводя черту:

— Может быть… прижать её?

— Прижать?

— Ну… прикладом по пяткам. У Ездры есть спички. Есть нож.

— Пытать?!

— Тише! Ты чего такой громкий, а? Тише… Ведь ясно же, что она тут не просто так. Она должна убрать нас. Или вернуть. Но я не дам ей сделать ни того, ни другого. И если надо будет по пяткам, то… я готова.

В этом Иона не сомневался. За последние часы он узнал Кундри лучше, чем за все предыдущие… Предыдущие — что? Месяцы? Годы? Сколько? А где они, эти годы? Если бы вспомнить…

Со своего места поднялся Ездра, подсел к ним, тщательно выбрав не самую хлябкую кочку. Оглянулся на психологиню, которая сидела спина к спине с Чиполлино, бездумно уставясь в пространство.

— Шепчетесь? — бросил лукаво. — Такое, смотрю, промеж вас собеседование происходит, что аж пар столбом. Дай, думаю, приму участие, во избежание разрыва котла.

— Какого котла? — опешил Иона.

— А? — Ездра перевёл колкий взгляд на его лицо. — Да никакого. Это я так образно выражаюсь, паря. А ты чего подумал?

— Тебе ведь тоже не нравится эта дамочка? — перешла к делу Кундри, обращаясь к недавнему полководцу.

— Нравится, не нравится — это не те категории какими оперирует моё сознание, — изрёк Ездра.

— Что? — нахмурилась Кундри.

— А ты чего думала, девонька, — усмехнулся главнокомандующий. — Ты думала, я так не умею? Умею… Это меня и настораживает. В тебе вон тоже, смотрю, разные умения открылись, каких не бывало сроду, а?

Кундри непонимающе покачала головой.

— Я ей не верю, — покачал головой Ездра. — Понятно дело, я ей не верю. Разве можно поверить в её байку. Я знаю, что был большой кипеш. Что́ случилось с природой и людями, я не знаю. Если бы знал, то слепые лисы меня, может, и не удивляли бы.

— Какой кипеш? — непонимающе дёрнула бровью Кундри.

— Большой, — повторил Ездра. — Третий, это, ангел вострубил, и пала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику. Имя ей «полынь». И третья, это, часть мировых вод сделалась полынью, и многие умерли от тех вод, потому что они стали горьки.

— Это ты к чему? — не поняла Кундри.

— Апокалипсис, — вставил Иона.

Ездра перевёл на него грустный взгляд.

— Когда жахнуло, я не знаю, как я выжил. Не помню. И как, это, сюда попал — тоже не помню.

— А детство своё помнишь? — спросил Иона.

— Чего? — главнокомандующий уставился на него. Только теперь Иона заметил, как стар этот человек, до чего измождён и нездоров.

— Вот я совсем не помню своего детства, — сказал Иона, словно извиняясь. — Ну, так, может, смутно, отдельные моменты. Но я не уверен, что это моменты именно моего детства. А ты помнишь себя десятилетним?

Ездра задумался.

— Давно это было, — невесело улыбнулся он через минуту. — Ох, давно, ребятушки!.. Разве всего упомнишь. Вот проживёте с моё — узнаете.

— Я про полынь не поняла, — сказала Кундри.

— Ты, девонька, это, расскажи мне, как попала сюда? — улыбнулся Ездра. — Откуда? И зачем?

— С поезда, — просто ответила Кундри. Так просто ответила, что Ездра невольно дёрнул головой и посмотрел на снайпершу как-то искоса, как удивлённый пёс или испуганный конь, а Иона воззрился на неё так, будто наконец-то всё понял — всю свою жизнь недолгую и напрасную понял в один момент.

— Поясни, — изрёк Ездра.

— А чего пояснять. Я в электричке ехала, на работу. Я работала этим… как его… В общем, на работу ехала, в ночную смену, на электричке. А тут… Короче, на перевале нас обстреляли ду́хи…

— Какие духи, рыбонька? — участливо перебил Ездра. — На каком перевале? Ты в ночную, это, смену через перевал ездила?

— Ну да… — неуверенно отозвалась Кундри.

— И часто у вас духи на электрички нападали?

— Не знаю… — растерянно ответила Кундри. — Бывало.

— Ездра, не лезь, — сказал Иона. Он был как-то напряжён, так что даже и не заметил грубости, которую позволил себе в отношении главнокомандущего. С Ездрой так не разговаривали. — Давай дальше, Кундри.

— Дальше… Ну, там стрельба поднялась, электричка встала, потому что они пути подорвали впереди. Если бы…

— Как перевал назывался? — спросил Иона.

— Назывался?.. Сехсин… нет… как его… Сумсил… Не помню я!

— Может, Самсон? — вставил Ездра. Ионе даже тени насмешки не послышалось в этой реплике — Ездра был, кажется, абсолютно серьёзен.

— Нет, — покачала головой Кундри, — причём тут Самсон. Самсон — это был доктор наш…

— Какой доктор? — впился в неё взглядом Иона.

— Доктор… — тупо повторила Кундри. — Его зажало в дверях и он звал меня. Я к нему, а тут очередь. Если бы вертушки наши не прилетели, нас бы всех там…

— Это сон, — сказал Ездра. — Ты, девонька, сон свой нам рассказываешь.

— Какой сон? — Кундри глянула на него растерянно и зачем-то погладила снайперку, лежащую на коленях.

— Кошмарный, — коротко ответил Ездра.

— Никакой не сон, — покачала головой Кундри. — Когда я к нему, к доктору то есть, побежала, тут — очередь. Меня садануло, я под лавку забилась и сидела там, и видела, как он умирал… доктор… а потом… потом здесь. Меня сюда с перевала отправили. По ранению.

— А куда тебя, это, «садануло», рыбонька? — спросил Ездра.

— Сюда, — Кундри приложила руку к правому бедру чуть выше колена.

— Покажешь? — прищурился Ездра.

— Штаны снимать, что ли?

— Зачем снимать? — улыбнулся Ездра. — Закатать можно.

— Иди в задницу, Ездра, — отрезала Кундри и поднялась. Скомандовала: — Встаём, двигаем дальше!

Иона с опаской пробежал взглядом по лицу Ездры. На нём, вопреки опасениям, не проступило ни досады, ни злости, ни мстительной усмешки. Ездра сидел и задумчиво улыбался, глядя себе под ноги — будто разговаривать с