её черноте, оставив за собой лишь едва заметное волнение, какое вызвала бы муха, упавшая в тарелку супа.

— Вот и правильно, — кивнула Кундри. — Надеюсь, она не умеет плавать. — И деловито бросила: — Уходим!

— Куда? — напрягся Ездра.

— От этих, — Кундри кивнула на воду. — Я не знала, как от них избавиться. Спасибо, сами догадались.

— Ты совсем того? — уставился на неё Иона. — А если кто-то из них Спящий?

Кундри смерила его хмурым взглядом.

— Тебя, Иона, она, похоже, сумела обработать, да?

— Я никуда не пойду, — отрезал он.

Собственно, и не успели бы они никуда уйти, потому что две головы — Таилиэты и Чипа — появились над водой. С мокрых волос их стекали на лицо потоки грязной жидкости. Чип улыбался и одной рукой держал за волосы психологиню. Другой он начал грести к противоположному берегу.

— Молодец, Чипушка! — крикнул ему Ездра. — Ждёт тебя медаль за спасение, это, утопающих из дела рук самих утопающих.

Иона кивнул и первым ступил в воду.

Жидкость была противно тёплой, густой и тяжёлой, вонючей и скользкой, так что плыть в ней было тяжко и тошно (а плыть — пришлось, потому что на втором шаге илистое дно ускользнуло из-под ног обрывом, который — кажется, прав Ездра — намекал на неимоверную глубину. Вот потому-то, похоже, Чип и не выныривал так долго, что пытался достать до дна.) Иона чувствовал себя мышью, попавшей в кисель. Плавать он и в обычной-то воде был не мастер, а уж в этой жиже его уже через несколько секунд обуяла паника — ему казалось, что река втягивает его в себя, как живой организм, норовит проглотить и переваривать, переваривать дни, недели и месяцы, прежде чем выплюнуть на неведомый берег в неизвестных пространствах грязные кости.

И едва он выбрался на противоположный берег, где уже тряслись от холода Чип и роза Шарона, сразу же без сил повалился на хрусткую мёрзлую траву. И вонючая грязь потекла изо всех его потаённых мест, и тут же пустопорожне вырвало желчью, а потом за дело взялся холод — устремился под одежду, под кожу, под мясо — до самых костей.

— Вы… вы… вы дум…маете эт-то Ч-чип? — кое-как выговорил он рискуя прикусить язык — так его трясло.

Роза Шарона не ответила, только пожала плечами.

И на кой чёрт она кинулась спасать Чипа, если плавать не умеет? Это хорошо ещё, что Чип не такой дурак, каким выглядит…

После купания необходим был костёр. И слава богу, в овраге неподалёку нашлись какие-то трухлявые влажные обломки, которые поначалу напрочь отказывались гореть, и только мастерство Ездры помогло тщедушному огоньку, добытому ценой жизни десятка спичек, набрать силу.

Фуфайки пришлось сбросить, потому что у них не было никаких шансов просохнуть. Психологине с её курточкой было проще — лёгкая болоньевая куртёшка без подкладки. Теперь у розы Шарона все преимущества: через час куртка просохнет и снова будет какой-никакой защитой от холода, а остальным, в рубахах да пуловерах…

Сидели впятером вокруг чахлого костра и тряслись молча, бездумно, пока огонь делал своё дело, и лишь когда мало-мальски согрелись и хлебнули по глотку спирта из фляги, невесть откуда извлечённой Кундри, лишь тогда ожили, зашевелились мысли.

— Похоже, ничего в этих местах страшного, — сказала Кундри. — Все эти жуткие россказни оказались байками ни о чём. Это чтобы мы за колючку не лезли. Так ведь? — повернулась она к психологине. Та не ответила даже взглядом.

— Но почему-то людей в округе нет, — возразил Иона.

— А что людям тут делать? — развела руками Кундри. — Местность для жизни не очень пригодная.

— И деревьев нет, — наставила Иона. — И птиц. Только слепые лисы да дохлые еноты. А?

Кундри пожала плечами:

— Экология тут, похоже, не очень. Вот и всё.

— И ни одной дороги, — продолжал Иона. — В санаторий продукты что, самолётом завозили? А нас туда на чём доставили? Что скажешь?

— А что я? Ты вот у неё спроси, — Кундри кивнула на Таилиэту. — Она тебе объяснит, что всё дело в сне.

Иона повернулся к розе Шарона.

— Сделаете мне укол? — спросил он.

Брови психологини удивлённо поползли вверх.

— Нет! — сказала Кундри. — Никакого укола она тебе не сделает, Иона. И думать забудь, понял?

— Ты, Кундри, не много на себя берёшь? — Иона грустно посмотрел на неё, даже улыбнулся краешком губ. — Валишь, наваливаешь… а унесёшь столько?

— Сколько унесу.

— Я за себя пока ещё сам могу решить.

— И я за тебя пока ещё решить могу, — усмехнулась Кундри. — Лучше уж тогда я ей укол сделаю. Вот из этой штуки, — рука её нежно погладила приклад винтовки.

— Даже так? — прищурился Иона.

— Не сомневайся.

В лице психолога ничего не изменилось, словно речь шла не о ней. Она с любопытством переводила взгляд с Ионы на Кундри и обратно, вслед за их репликами, читая выражения лиц. Но, кажется, не слышала или, по крайней мере, не вникала в сказанное, а думала о чём-то своём. Потом вдруг повернулась к Чипу, погладила его по мокрой голове, поцеловала в щёку.

— Спасибо, Чипушка.

— Чипушка, — расплылся в идиотской улыбке Чип.

22

Промзона наплывала медленно — поднималась, будто вырастала из земли ломаными линиями, зубцами и нелепыми закорючками цвета ржавчины — уже различимы были отдельные здания, трубы, мосты и подъёмные краны. Эти последние внушали особенно неприятное чувство — своей абсолютной мёртвой неподвижностью. А ещё — в голову такого журавля было бы очень удобно посадить снайпера. Видимо, о том же думала и Кундри, потому что то и дело останавливалась, чтобы поднести к глазам оптику и осмотреть один за другим краны, крыши, трубы. И скулы её покрывались нервными пятнами.

Строй теперь не держали, дистанцию тоже — шли вразброд, уставясь себе под ноги, во всём положившись на чутьё Кундри. Слабый и медленный, но ледяной и не стихающий ни на секунду ветер полз следом, как терпеливая гиена, которая ждёт своей минуты и знает, что рано или поздно эта минута наступит; поднимал вялую позёмку из снежной крупы, обрывков жухлой травы и клочьев рыжевато-бурой шерсти — то ли енотовой, то ли уже промзоновских собак.

Иона брёл, отрешившись от мира, целиком