– Блин, Джонни, – прорычал Далли, когда мы летели по красной дороге, – и чего ты пять дней назад-то сдаться не надумал? Всем было бы куда проще.

– Я перетрусил, – признался Джонни. – Я и сейчас трушу. – Он потер пальцем огрызок бакенбарда. – Похоже, Понибой, мы с тобой зазря волосы испортили.

– Похоже на то.

Я был рад, что мы едем домой. У меня эта церковь уже вот где сидела. Да хоть бы я облысел – наплевать.

Далли только осклабился, а я уже на собственной шкуре проверил, что с ним лучше не заговаривать, когда у него глаза вот так поблескивают. Так можно и чем-нибудь тяжелым по голове получить. Такое уже было раньше, у нас в банде всем от Далли рано или поздно доставалось. Между собой мы почти что и не дрались – Дэрри у нас был вроде как за главного, потому что он головой лучше всех думает, Газ со Стивом еще с детского сада дружили и вообще никогда не дрались, а Смешинке просто лениво было с кем-то цапаться. Джонни все чаще помалкивал и в споры не влезал, да и никто с Джонни и не подумал бы драться. Я тоже, в основном, помалкивал. Но с Далли дела обстояли совсем по-другому. Как что не по его, так он молчать не станет, скажешь ему что-нибудь поперек – берегись, короче. Даже Дэрри не хотел с ним связываться. От Далли добра не жди.

Джонни сидел, уставившись себе под ноги. Он прямо не выносил, когда на него кто-нибудь злился. Вид у него был самый что ни на есть печальный. Далли то и дело косился на него. Я глядел в окно.

– Джонни, – Далли вдруг заговорил пронзительным, умоляющим голосом, я в жизни не слышал, чтоб он так говорил, – Джонни, я на тебя не сержусь. Я просто не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Ты и сам не знаешь, что с тобой будет после пары месяцев в тюрьме. Ох, черт, Джонни, – он откинул со лба светлую, почти белую челку, – в тюрьме ты ожесточишься. А я не хочу, чтоб с тобой это случилось. Как со мной…

Я все глядел в окно на проносящиеся мимо пейзажи, а сам прямо чувствовал, как у меня глаза на лоб лезут. Никогда я от Далли таких слов не слышал. Никогда. Далли только о себе думал, а на всех остальных чхать хотел, потому что Далли был крутым, злым и жестоким. Никогда он даже не заикался о своем прошлом, о том, каково ему пришлось в тюрьме, – обычно он похвалялся только, когда про тюрьму рассказывал. И тут я вдруг подумал про Далли… десятилетнего Далли, который попал в тюрьму… Далли, который рос на улицах…

– Ты хочешь, чтобы я всю оставшуюся жизнь прятался? Чтоб был вечно в бегах? – серьезно спросил Джонни.

Ответь тогда Далли, что да, мол, и Джонни вернулся в церковь – и не пикнул бы. Он считал, что Далли лучше во всем разбирается, и что слово Далли – закон. Но что ответил бы Далли, он так и не узнал, потому что тут мы как раз подъехали к Сойкиной горе и Далли вдруг резко дал по тормозам и уставился в окно.

– Ох, черт, – прошептал он.

Церковь горела!

– Пойдем, посмотрим, что там, – я выскочил из машины.

– Чего ради? – раздраженно спросил Далли. – А ну сядь обратно, пока я тебе по башке не настучал.

Но я-то знал, что Далли сначала нужно припарковаться, а потом меня поймать, да и Джонни уже вылез из машины и бежал за мной, поэтому я решил, что ничего страшного Далли со мной не сделает. Мы слышали его ругань, но ловить он нас не стал, не так уж и рассердился. Перед церковью собралась толпа – в основном, какие-то детишки, и я еще подумал, как это они так быстро успели сюда добежать. Я постучал по плечу первого попавшегося взрослого.

– Что случилось?

– Да мы и сами точно не знаем, – добродушно улыбнулся мне дядька в ответ. – У нас тут школьный пикник был, и вдруг – не успели мы и оглянуться – как церковь заполыхала. Слава богу, что сейчас дожди, да и церковь-то – невелика потеря. – Он прокричал детям: – Дети, отойдите назад! Пожарные скоро приедут.

– Это все из-за нас, вот как пить дать, – сказал я Джонни. – Наверное, сигарету не потушили или еще что.

Тут к нам подбежала какая-то дамочка.

– Джерри, я кое-кого из детей недосчиталась.

– Да тут они где-нибудь. Такой переполох, за всеми и не углядишь.

– Нет, – она покачала головой. – Я их уже полчаса доискаться не могу. Мне помнится, они на гору взбирались…

Тут мы все и застыли. Откуда-то доносились слабые, очень слабые крики. И, похоже, доносились они из церкви.

Женщина побелела.

– Я же велела им не играть в церкви… я же им велела…

Вид у нее был такой, будто она вот-вот заорет, поэтому Джерри ее потряс.

– Спокойно, мы их вытащим, – я со всех ног рванул было к церкви, но мужчина ухватил меня за руку.

– Я их вытащу! Вам, детям, там делать нечего!

Я вырвался и побежал. В голове была только одна мысль: это из-за нас. Это из-за нас. Это из-за нас.

Через горящую дверь я входить не собирался, поэтому расколотил окно здоровенным булыжником и влез через него. Сейчас вот думаю, чудом еще не порезался.

– Эй, Понибой!

Я вздрогнул, оглянулся. Я и не знал, что Джонни за мной следом побежал. Я сделал глубокий вдох, закашлялся. Дым ел глаза, потекли слезы.

– А дядька тот – за тобой?

Джонни мотнул головой.

– Не, он в окно лезть не стал.

– Испугался?

– Не-а, – Джонни усмехнулся. – Не пролез.

Я боялся, что если засмеюсь, то захлебнусь дымом. Треск и грохот меж тем становились все громче, и Джонни проорал:

– А дети где?

– Возле черного хода, наверное, – проорал я в ответ, и мы с ним стали пробираться через церковь.

Мне же должно быть страшно, на удивление отстраненно размышлял я, а мне не страшно. На нас – жалящими муравьиными укусами – сыпались пепел и угольки. И вдруг посреди красного жара и марева, я припомнил, что мне хотелось узнать, каково это – очутиться внутри пылающего угля, и я подумал – ну вот, теперь я знаю, это красный ад. Так почему же мне не страшно?

Мы кое-как отворили дверь в подсобку и увидели, что штук пять детишек – лет по восемь, а то и младше – сгрудились в уголке. Один орал во всю глотку, и Джонни тогда заорал тоже:

– А ну заткнись! Щас мы тебя вытащим!

Кроха так удивился, что даже закрыл рот. Я и сам заморгал – Джонни был сам на себя не похож. Он оглянулся и увидел, что в дверь не выйдешь – за ней бушевал пожар, тогда он распахнул окно и выкинул в него первого попавшегося ребенка. Я успел увидеть его лицо – все в красных метинах от угольков, полосатое от пота, но Джонни смеялся. Ему тоже не было страшно. По-моему то был единственный раз, когда я вообще видел Джонни без этого его затравленного, недоверчивого взгляда. Казалось, будто сегодня – лучший день в его жизни.

Я ухватил какого-то ребенка, тот, разумеется, в ответ меня укусил, но я все равно, высунувшись в окно, шлепнул его наземь как можно аккуратнее, хоть времени у нас и было в обрез. За окном уже собралась толпа. Далли тоже там был, и, увидев меня, он завопил: