Я скинула хлипкий крючок, и тотчас дверь с лёгким скрипом приоткрылась. Я выбралась наружу.

И застыла на первой ступеньке откидной лесенки. Прямо перед повозкой стояли три чана, доверху наполненные разнокалиберными железками. Сковордки, трубы, обломки лезвий, россыпь гнутых гвоздей…

Проклятие, Шен ухитрился выполнить мой каприз!

Я стояла, пялилась на роскошный подарок и не знала, как к нему отнестись. Приняв, я окажусь в положении должницы. Но не принять, после того, как я озвучила столь безумный каприз, я не могу. Или я не буду должницей? В принципе, я могу поддержать игру, ведь железки — дар-извинение.

Я до боли прикусила губу.

Как здесь говорят — в Провал подарок!

Почему Шен приложил столько усилий? Почему пришёл вчера к костру Магды в поисках гостьи? Пришёл спустя время после того, как внук старухи убежал. Могло ли быть так, что Шена послала сама старуха? В принципе, могло. Только вот не много ли я на себя беру? Зачем бы ей? Столько напряжения, чтобы всего лишь не дать мне страдать по господину Таю? Нет, это уже самомнение зашкаливает, неоткуда взяться подобной заботе. Значит, есть некая причина. Собственно, очевидно — меня хотят привязать.

Старуха поняла, что я умею оборачиваться и буду полезна? Котёл — алхимия — деньги. Старуха видела меня насквозь, поняла, что я иномирянка… То есть ни сам господин Тай, ни приглашённый им мастер по алхимическим котлам ничего не поняли, а старуха сходу сообразила? Эту возможность следует держать в уме, но и усложнять не стоит. Привязать меня ради моего иномирного происхождения? Пожалуй, более вероятно.

А делать-то что?

Я огляделась, убедилась, что люди ещё спят, спустилась вниз, собрала со сковородки гвозди. Лучше бы сковородку, но её проглотить, чтобы закинуть в пространственный карман, я, увы не смогу. Поэтому, отвернувшись лицом к повозке, я один за другим «проглотила» гвозди. Проходя между зубами, они исчезали. Следом в котёл отправился арбалетный болт, беззубая вилка, обрывок проволоки. Котёл постепенно стремительно восстанавливал повреждения, зудящая боль ещё не стихла, но я уже была на пути к выздоровлению.

Я вспомнила, что нет никакой необходимости оставаться на месте и направилась в сторону колодца. С каждым шагом я чувствовала себя лучше, но настроение портилось, потому что, чем дольше я думала о ситуации с Шеном, тем меньше она мне нравилась. Меня угораздило сходу влипнуть в ловчие сети старухи, и кто знает, насколько я уже запуталась в них. Мне стоит быть предельно осторожной, чтобы ловушка не захлопнулась окончательно. Я неприязненно передёрнула плечами.

— Мель?

Лёгок на помине.

Шен вынырнул откуда-то сбоку и встал у меня на пути.

— Хм?

Я не стала притворяться обрадованной.

— Мель! — парень расцвёл.

Смуглый, чернявый, темноглазый, в жёлтой рубахе и сочных синих штанах, босоногий и встрёпанный, он мог бы показаться симпатичным, если бы не навязчивость, с которой он лип. Неужели караулил?

— Прощаю, — махнула я рукой. — Проводишь к колодцу?

Всё равно не отцепится, так лучше делом занять.

Шен отступил.

— Прекраснейшая и несравнейнейшая! Цветок под Небесами!

Я фыркнула:

— Решил дополнить букет?

— Да! То есть…, — Шен смутился, но тотчас воспрянул. — Я соберу для тебя тысячу тысяч васильков!

— Если так, то хорошо, но знай, что я тщательно пересчитаю стебли. Тысячу тысяч, и не одним меньше.

— Пересчитаешь? Ты представляешь, сколько придётся считать? — прозвучало насмешливо.

Я заверила:

— Если ты можешь их собрать, то разумеется, я не позволю себе быть небрежной.

— Суровая Мель, — Шен скорчил рожу.

Воду из колодца доставали «цаплей» — жердь, укреплённая на двух столбах. К одному концу прикреплены камни в сетке, а к другому — цепь с ведром. Шен присел у колодца и принялся вещать на тему моей красоты, которой даже боги позавидуют. Помочь достать воду ему и в голову не пришло.

Я воздержалась от намёков, спокойно подняла ведро сама. Шен продолжал разглагольствовать, его не смущало даже отсутствие энтузиазма с моей стороны. Я наблюдала. Не люблю балаболов, но то, что парень не распускает рук, не пытается облапать, не лезет целоваться и вообще дистанцию соблюдает, мне нравилось.

— Я издалека. С удовольствием бы послушала о местной жизни, — перебила я очередной комплимент.

— О!

Шен сбился, и целую минуту мы провели в тишине. Не мало, учитывая, что мы за это время прошли треть пути к выданной мне повозке.

— Мель, я покажу тебе город. Пойдём сейчас? До вечера успеем обойти самое интересное, а вечером я приглашаю тебя к своему костру.

И почему в последней фразе мне мерещится некий особенный смысл, будто за словами скрывается нечто большее, чем совместные ни к чему не обязывающие посиделки.

— Мне надо устроиться, — я попыталась отказаться, но парень меня просто не понял.

— Магда же тебя вчера устроила.

Я открыла рот, чтобы возразить, но не нашлась, что сказать. Делать-то мне и вправду нечего, разве что вещи по сундукам раскидать, однако это не может быть срочным делом.

— Мель, почему нет?

Шен перестал кривляться, спросил совершенно серьёзно, и мне показалось, что ответ для него важен, что он примет отказ, если я буду настаивать. Я подумала ещё немного. Увидеть город, познакомиться с укладом здешней жизни — это то, ради чего я покинула дом господина Тая.

— Мне интересен город, но я не хочу, чтобы ты принял согласие на прогулку как согласие на нечто большее.

Шен взмахнул руками:

— Конечно, нет! Как можно?! Прогулка это только прогулка. Но всё равно я зову тебя к своему костру.

— Тогда, пожалуй, посмотрим город.

— О! Я сейчас, несравненная!

Шен умчался.

— А завтрак? — спросила я вслед.

— В городе! — крикнул он.

Я не стала спорить.

Воспользовавшись недолгим одиночеством, вытащила из чугуна прохудившийся чайник, набила его железными обломками и утащила в повозку. Проглотить чайник будучи человеком я не могу, зато я могу поставить его на самый край сундука, обратиться, боднуть сундук и поймать чайник.

Я трижды успела набрать порции металла и «съесть» прежде, чем Шен вернулся. Парень заметил, что чугуны уже не так полны, но промолчал. Зато я молчать не стала.

— Ты переоделся?

Жёлтая рубаха сменилась белой, добавился чёрный жилет, а сверху Шен накинул подобие пальто, только ярко-красное, на груди и рукавах расшитой золотой нитью.