Пока бабушка говорила, она достала трос, чтобы пришвартоваться.

Потом на пирс вышел мальчик. На нём была синяя рыбацкая блуза, льняная, как на картинках, у него были прекрасные чёрные волосы и тёмные глаза, и он улыбался бабушке.

– Мойн! Выбрасывай, я ловлю! – крикнул он.

– Мойн мойн, лови! – отозвалась бабушка, кинула трос, и мальчик ловко пришвартовал лодку к тумбе на пирсе. Настоящим сложным морским узлом.

Тем временем бабушка забрала у Миккеля ящик с банками, поставила на ящик Марты и рывком подняла оба на пирс. Мальчик подал ей руку, и она вылезла из лодки:

– Данк Энес, теперь давай люттен.

Ну и словечки! На каком это языке? Мальчик кивнул, улыбнулся и приложил два пальца к виску, как капитаны в старом кино. Потом он поднял на пирс Матса, помог выбраться Миккелю, а под конец и Марте. Она бы, конечно, и сама справилась. Но когда он крепко взял её за руку и легко потянул, она вздрогнула как от электричества и почувствовала, что краснеет.

– Спасибо, я сама, – огрызнулась она.

Но мальчик уже не слушал. Он подхватил ящик с вареньем и пошёл за бабушкой в «Кают-компанию».

– Пожалуйста, – вдруг обернулся он и засмеялся.

Интересно, сколько ему лет? Энес – это его так зовут? Лет пятнадцать, наверное. А может, четырнадцать. Просто выглядит в рыбацкой блузе как взрослый. Может, они с отцом каждый день выходят в море, если они рыбаки. А может, и ночью. Точно, рыбу же ночью ловят. Работа нелёгкая. Поэтому у него такие мускулы и ему совсем нетрудно помочь им всем подняться на пирс, вот он и засмеялся.

– Кажется, я сегодня не вовремя, Айлин! – сказала бабушка женщине, которая выбежала из домишки с подносом, полным бокалов и бутылок. – Не волнуйся, я подожду. – И бабушка прошла прямиком в «Кают-компанию» и поставила ящик на стойку.

Эта «Кают-компания» была, конечно, простой забегаловкой, кафе, можно было и самим догадаться. Но это самая маленькая кафешка, какую Марта когда-либо видела. Как же она работает зимой, когда столы на улицу не поставишь? А если дождь? Тогда, наверное, посетители набиваются в комнатушку как сельди в бочку и перекусывают стоя.

Сейчас в неё набились бабушка, Миккель с Матсом и Марта. Черноволосый мальчик забежал на минутку, поставил второй ящик и убежал. Но и бабушка не задержалась – она тоже развернулась и вышла за дверь.

Зато теперь из-за стойки вышла девочка ростом примерно с Матса, и Марта с первого взгляда поняла, что они с темноглазым мальчиком родственники. У неё были такие же волосы, такие же глаза и вообще такое же лицо.

– Привет, – сказала девочка, уставившись на Матса.

– Привет, Диляра! – сказала бабушка, заглядывая с улицы. – Это Миккель, это Матс, они ко мне в гости приехали. Покажи им, что тут у вас есть, или ты тоже на хозяйстве?

Диляра, не говоря ни слова, помотала головой, потом решительно кивнула.

– Хочешь – пошли, – сказала она, выходя во двор. А так как было непонятно, к кому она обращалась – к Миккелю или Матсу, – за ней пошли оба.

Диляра не оборачивалась и не останавливалась подождать мальчишек, Миккель с Матсом едва поспевали, а она обошла домик «Кают-компании» и вывела их на каменистый пляж.

Здесь было удивительно тихо. Пассажиры теплохода толпились у столиков или ушли фотографироваться к маяку.

– Гнездо чайки! – сказала Диляра, показывая на землю. – Пустое уже. Я нашла.

Матс посмотрел на песок и на неглубокую ямку с пучком засохшей травы.

– Это не гнездо! – возмутился он. – У гнёзд веточки! Они на деревьях! Не знаешь, а говоришь!

Пусть девчонка не задаётся.

Но она с ним даже не спорила. А вместо этого строго спросила:

– Сколько тебе лет?

Ростом она была как раз с него, а разговаривала, как будто была здесь главной. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы она победила. Матс показал четыре пальца, но потом для верности прибавил к ним и большой.

– Вот сколько! – сказал он.

– Матси, ты жулишь! – заявил Миккель. – Один палец лишний! А мне уже семь.

Девочка кивнула. Может, она и не поняла, что Миккель только что заложил Матса.

– Мне уже шесть, – невозмутимо сказала она. – Дальше там биостанция. Но туда нельзя. Тут везде заповедник.

– Ты тут живёшь? – спросил Миккель. Он немножко завидовал, и это было нехорошо. Никому не надо завидовать. К тому же у их бабушки было тоже здорово. Вот только остров, пожалуй, ещё лучше – не важно, что он не настоящий.

– Только на каникулах, – ответила девочка. – Скоро в школу уже. В первый класс.

Миккель понимающе кивнул, как старший:

– А я во второй.

Раз она жила здесь только в каникулы, получалось почти как у них с бабушкой. А значит, можно и не завидовать.

– На маяк пойти нельзя, – сказала девочка. – Там заперто. – И она поковыряла песок носком ботинка. – Ключи у мамы. Она не пустит никого.

Миккель заволновался. Вот если бы можно было подняться с ней на маяк! И посмотреть с башни на море! Как настоящий смотритель! Которые бывают только в кино и в книгах.

– А может, пустит? – с надеждой спросил он. – Может, она пускает знакомых? Моя бабушка её знает.

Девочка покачала головой.

– Никого не пустит, – сказала она и повернулась к дому. – Мне пора, мне надо помогать.

Миккель почувствовал, что опять чуть-чуть завидует. Вот бы можно было пожить тут с ними, разносить стаканы людям с теплохода и владеть ключом от маяка! Тогда – да, тогда Миккель был бы важным человеком. По-настоящему. Может быть.

– Пошли, Матси, – сказал он.

– Дура какая-то, – ответил Матс.

Рявкнула и умолкла сирена на теплоходе, и Марта увидела, как все пассажиры засуетились.

Такая сирена, наверное, означала «Пять минут до отправления!» или «Отплываем через десять минут!»

Туристы в последний раз щёлкали телефонами, фотографируя маяк и природу, нервно караулили, когда отойдут другие, чтоб быть единственными на фотографии с маяком; а после них то же место занимали следующие.