Во дворе «Кают-компании» складывали и убирали стулья. Платили здесь сразу, как только получали напитки, чтобы не создавать суматоху перед отплытием и чтобы никто не ушёл не расплатившись и никто, чего доброго, в ожидании счёта не опоздал на корабль.

– Всё, сейчас опять будет тихо-мирно! – сказал темноглазый мальчик, прислонившись к стене домика рядом с Мартой. По пирсу сплошным потоком возвращались на теплоход туристы. – Когда никого нет, тут у нас хорошо на самом деле.

Марте очень не хотелось опять краснеть, да и причин для этого не было. Странно, но она ничего не могла с собой поделать.

– Ты тут живёшь? – спросила она, точь-в-точь как до этого Миккель спросил Диляру. И точь-в-точь как Диляра, мальчик ответил, что приехал только на каникулы.

– Тут вся работа – в сезон! – пояснил он. – Каждый день два теплохода, потом «Балтийская принцесса» – здоровенный паром, потом «Водолей» с курортниками из Эккернфёрде. Простые яхты тоже заходят, но тоже, конечно, большинство летом. В целом не так уж много, просто все сразу, в час пик!

– Кошмар, – ответила Марта, сама не зная, годится ли такой ответ.

– Три года назад мама вложилась в «Кают-компанию», – рассказывал мальчик. – Так сказать, рискнули деньгами. Но дело пошло, не жалуемся. Только работы иногда до фигища.

Марта кивнула.

– Я тут и официантом, и грузчиком, из города вожу продукты, обратно – сдаю пустые бутылки, – продолжил он, показывая на лодку, которая покачивалась у пирса рядом с «Грозой морей». На носу красовалось название «Картал». – В общем, я у неё придворный поставщик всего и вся.

Марта засмеялась и опять понадеялась, что правильно отреагировала. Туристы на причале хаотично толпились, садясь на пароход.

– Энес, – сказал мальчик и протянул ей руку, как будто опять помогал выйти из лодки на сушу. – А тебя? И почему вы приплыли с Ингой?

– Она наша бабушка, – ответила Марта. – Живём сейчас у неё, потому что мама в больнице. Правда, ей уже лучше. Меня зовут Марта, – она пожала ему руку, и её опять обдало электричеством, но теперь, если бы она мгновенно отдёрнула руку, Энес бы точно заметил, что с ней что-то не так.

– Ох ты, – покачал головой Энес. – Сочувствую.

– Что значит «Картал»? – спросила Марта, показывая на его лодку. – «Гроза морей», конечно, дурацкое название для такой маленькой лодки, как наша, но, по-моему, она уже сто лет так называется. – Пусть Энес не думает, что ей самой это не бросилось в глаза.

– А по-моему, весело! – сказал он. – Картал – это… вроде орёл. Тоже не очень подходит к нашей лодке, да? Это по-турецки.

– Правда, что ли? – удивилась Марта. Ага, значит, Энес турок. Только так говорить не надо. Правильно говорить «человек с турецким миграционным бэкграундом»*. Хотя в сущности, конечно, одно и то же.

– Откуда наша бабушка знает турецкий? – спросила она.

Энес непонимающе уставился на неё:

– Чего-чего?

– Ну, вы же с ней говорили! Когда мы только приплыли, – напомнила Марта.

Энес ещё немного попялился на неё, а потом вдруг расхохотался.

– По-турецки! Ну ты скажешь тоже! Это же платтдойч*, – объяснил он наконец. – Ты что, платтдойч не знаешь?

Только-только Марта пришла в себя – и снова вся кровь прилила к лицу, ещё сильнее, чем раньше. Ну не знает она платтдойч – так почему Энесу надо сразу над ней смеяться?!

– А что такого? В Гамбурге на нём вообще не говорят, – сказала она.

Энес уважительно закивал. Может быть, заметил, что ей обидно, и попытался это загладить.

– Гамбург, классно тебе! – сказал он. – Я там три раза был. Город что надо, честно. Пожил бы там. А может, и нет. Не важно.

Марта решила больше не обижаться. Она вспомнила, что ей пришло в голову, когда она только-только увидела Энеса.

– Ты будешь рыбаком? – спросила она, кивнув на его блузу.

Энес немного смутился, а потом опять рассмеялся.

– Не-не, это для туриков, – ответил он. – Для туристов. Чтоб у нас тут выглядело всё по-морскому, типа того. Я после школы хочу в университет, на экономическую информатику. Если возьмут с моими оценками, – и он поморщился.

«Сколько же ему всё-таки лет?» – подумала Марта. Но не спросила. Потому что тогда пришлось бы и ей сказать, сколько ей лет, и, наверное, он бы посчитал её ребёнком. Она вспомнила про носовые платки в лифчике у Дезире – может, и не такая плохая идея.

– А я математику ненавижу! – сказала она.

Энес засмеялся.

– Пойду помогу с уборкой, – сказал он. – После туриков с теплохода такой свинарник всегда!

Во дворике мама Энеса как раз протягивала бабушке конверт.

– Пересчитаешь? – спросила она. – С тех пор как ты стала приклеивать эти наклеечки с маяком, варенье раскупают в два счёта. Кстати, Энес нарисовал новую табличку – «Варенье домашнее», очень красиво написал от руки. Сказал, так лучше, чем напечатанная. Типа, пусть выглядит как у бабушки в деревне, и им ещё больше понравится. Похоже, сработало.

Бабушка вздохнула.

– Сумасшедшие люди, – сказала она.

– Вообще-то мы тебя ждали позавчера, – сказала Айлин. – Так вроде договаривались, помнишь? Если бы ты не приплыла сегодня, я бы послала Энеса проверять, как ты там. Мы уж заволновались.

Бабушка покачала головой:

– Нежданные гости нагрянули, ты же видишь, – и она развела руками. – Марлена попала в больницу в Нью-Йорке.

Малыши, все трое, давно стояли неподалёку, в двух шагах от бабушки, и слушали молча, но на этом месте Диляра не удержалась. Она толкнула в бок Миккеля:

– Нью-Йорк в Америке. Что твоя мама там делает?

Миккель открыл было рот, но Матс его опередил:

– Она продаёт деньги. Называется «биржа».

Диляра сердито нахмурилась, как будто решила, что Матс над ней издевается.

– Так никто не делает! – сказала она. – Деньги продавать нельзя!

– А вот можно! – задиристо крикнул Матс, и одновременно с ним Миккель стал объяснять:

– Это называется «торговать акциями» и «бумагами».

Он понадеялся, что Диляра не будет докапываться до сути. Он и сам не до конца понимал и никогда этим не интересовался. Просто такая работа, которую делают мама с папой, и понимать её не обязательно.

– Ха-ха-ха! – ответила Диляра и покрутила пальцем у виска. – Ну и как это, по-твоему, делать? Ничего же не заработаешь! Смотри: я хочу продать тебе три евро – ты что, дашь мне за них четыре, что ли? Это фигня. Значит, в Нью-Йорке живут дураки!