Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На печи сидел молодой человек в хорошем синем костюме, при галстуке. Рядом лежала аккуратная поленница дров. Молодой человек взял одно бревнышко, склонился вниз и приоткрыл дверцу топки. Там уютно светило оранжевое пламя. Молодой человек затолкал полешко в печь, захлопнул дверцу и вновь принял непринужденную позу.
— Эй, прокати! — кричали мальчишки, бегая вокруг. Молодой человек не обращал на них внимания. Взрослые шли гурьбой сзади, обсуждая технические данные машины.
Когда печь поровнялась с дверью в редакцию, молодой человек похлопал ладонью по трубе, и печь послушно остановилась. За спиной послышалось мерное сопение. Миша обернулся. Сзади стоял старик Ложкин.
— Придется написать, — сказал старик. — Непорядок.
— Чего написать? — не понял Стендаль.
— Жалобу.
— На что?
Старик быстро нашелся:
— Он без номера ездит. И без прав, наверное. А если кого задавит?
— А на печки номера не выдают, — рассеянно сказал Стендаль.
Молодой человек ловко спрыгнул с лежанки, что-то быстро сказал зрителям и скрылся в дверях редакции.
Старик Ложкин уселся за свободный от бумаг стол, раскрыл папку и достал оттуда лист чистой бумаги в клетку. Стендаль направился было к двери, но тут по коридору простучали четкие шаги, в комнату заглянул молодой человек в синем костюме и спросил:
— Где я, простите за беспокойство, могу увидеть главного редактора?
— А что вам нужно? — вежливым голосом спросил Стендаль, прижимая указательным пальцем дужку очков к переносице.
— Мы письмо писали, — сказал молодой человек, входя в комнату и с осуждением гладя на разбросанные бумаги и застарелый беспорядок.
Стендаль хотел предложить гостю присесть, да не посмел, потому что стул был пыльным, а уборщица уже четвертый день хворала.
Неловкую паузу заполнил Ложкин, который отложил ручку и спросил строго:
— Ваш транспорт?
— Печка-то? Моя.
— Не ожидал, — сказал Ложкин.
«Сейчас он скажет, что номера нет, — испугался Стендаль. — А молодой человек может подумать, что Ложкин — наш газетный начальник».
— Это товарищ Ложкин, — пояснил он молодому человеку. — Пенсионер, к нам зашел на минутку.
Ложкин грустно вздохнул и поднял палец, словно хотел возразить.
— А где же редактор? — спросил молодой человек.
— Редактор в области, на совещании. Вы можете говорить со мной. Я литературный сотрудник газеты. Моя фамилия Стендаль.
— Слышал, — сказал молодой человек. И тут же покраснел, потому что догадался, что слышал не о Мише Стендале, а о его великом однофамильце.
— Даже не родственник, — улыбнулся Стендаль. — Меня часто спрашивают. А о чем вы нам письмо писали?
Молодой человек тоже улыбнулся и сказал:
— Ну и грязищу вы тут развели.
— Уборщица захворала, — сказал Стендаль. — Но, если хотите, садитесь.
— Я садиться не буду. Я хотел только поговорить по поводу письма, которое мы с братом писали. А ответа пока нет. Я думал, что появились сомнения, вот и приехал их развеять. Раньше собраться не мог. Мы с братом лесники — летом охрана, посадки, экологический баланс приходится поддерживать… Вот сейчас немного посвободнее.
— А где сапоги покупали? — строго спросил Ложкин, которому было обидно, что его участия в разговоре не требуется.
— Васина жена, Клава, в Ленинград ездила, за деталями. Вот и купила там.
— Правдоподобно, — сказал Ложкин. И стало ясно, что во всем он видит обман и ответу не поверил. Молодой человек снова зарделся.
— Не обращайте внимания, — попытался его ободрить Стендаль. — Так вы о печке писали?
— Что вы! — удивился лесник. — Разве бы мы стали беспокоить по пустякам? А я вам даже не представился. Фамилия моя Зайка. Такая, простите, фамилия. Брат мой Василий, а я Терентий Зайка. Живем в лесном массиве, в Заболотье.
— Так это же далеко…
— Неблизко. Километров сто тридцать будет. Точно не скажу, спидометр сломался.
— И вы весь путь на этой?..
— Я на мотоцикле хотел. Но Вася, он старший, велел печку взять. Решил, что больше впечатления произведет, что мы не какие-нибудь жулики. С нами еще батя живет, но он уже в летах и больше теорией занимается. Все издания читает. А как свежую идею углядит, кличет нас и говорит: «Детишки мои, я тут обмозговал…» Ну и мы сразу за работу. Артуром нашего батю зовут. Артур Иванович Зайка.
— Очень даже странное имя, — сказал Ложкин, который тем временем обошел Терентия сзади и рассматривал его костюм и прическу.
— А какой принцип действия у печи? — спросил Стендаль.
— Принцип действия не наш, чуждый, — снова вмешался Ложкин, держа перед собой, как щит, черную папку.
— Так вы, может, письма не получали?
— Наверное, в отделе писем лежит. А у сотрудницы сегодня выходной. Вы про печку мне не рассказали.
— Печка обычно работает, — ответил Зайка, — как и положено, на дровах. Дома стоит, как запасная. В морозы мы топим ее, лабораторию обогреваем, парники. А иногда ездим, если что тяжелое надо перетащить. На дровах работает.
— Знаем мы, какие дрова, — сказал неугомонный Ложкин.
— Дрова не ворованные, — обиделся Терентий. — Мы же санитарные рубки проводим.
— А колеса где? — спросил Стендаль.
— Колеса? Где же это вы видели печь на колесах? Она у нас на воздушной подушке. А вот про письмо…
— Может, вы мне своими словами расскажете? И мы вместе подумаем.
— Я сразу понял, что затеряли, но не обижаюсь. Мы с Васей новый способ передвижения предлагаем. Для наших лесных участков он годится или для пожарников. Вы меня, товарищ Бальзак, поймите правильно…
Стендаль не стал поправлять гостя. Но тут снова вмешался Ложкин.
— Отойди в сторонку, Стендаль, — сказал он.
Терентий заметил свою оплошность с фамилией и опять покраснел. Ложкин оттянул Стендаля за рукав в угол и громко зашептал:
— Ты что, не видишь?
— Чего не вижу?
— Типичный инопланетный пришелец. Проник к нам в доверие. Ты когда-нибудь видел, чтоб в таком костюме на печке ездили?
— Я вообще не видел, чтобы на печке ездили.
— Ты мне печкой зрение не застилай. Ты на детали смотри. Они всегда на деталях попадаются. Ты такой галстук видел? У нас в универмаге видел? Неземного цвета.
— Ах, оставьте, товарищ Ложкин! — сказал Стендаль.
— Зря вы меня подозреваете, — сказал Терентий, который все