— Да, Онунд Деревянная нога никогда не тратил время на раздумья, — сказала леди Од, как будто размышляя вслух, и обратилась к Бьярни:

— А что потом?

— Ничего, госпожа. Вы спросили меня, почему он это сделал, и я рассказал.

— А теперь я спрашиваю тебя, что случилось потом. Расскажи, как вы двое, грязные и вымокшие, очутились у моего порога.

— Онунд велел мне покинуть Барру. Я верно служил ему два года. Он сам так сказал, и с честью освободил меня от службы, чтобы я нашел себе другого хозяина. Хериольф Купец был тогда в нашей гавани.

Он махнул рукой в знак того, что закончил рассказ. А потом добавил:

— Хериольф сказал, что после той ночи мне недолго оставалось бы жить на Барре.

— Думаю, Хериольф Купец прав, — тихо сказала Од.

Мергуд перевязывала лапу Хунина чистыми льняными полосками.

— Гроа, — позвала она старшую из трех девочек, — принеси немного молока и склянку с зелеными каплями от жара.

Девочка встала и проскользнула во внутреннюю дверь. Когда она вернулась, Мергуд прочно закрепила повязку. Она вытащила деревянную пробку из склянки и принюхалась, потом налила несколько капель в молоко и поставила под нос Хунина.

— Пей, темный брат.

Хунин помедлил с минуту, потом тронул молоко языком и, почувствовав его вкус, окунул морду в миску и вылакал все дочиста.

— Это собьет жар, — объяснила женщина, положив руку на голову псу. — Приведи его ко мне завтра.

Потом, как будто вспомнив что-то, она посмотрела на леди Од, которая вновь принялась зашивать накидку.

— Вы разрешите?

— Разве я не все тебе разрешаю? — сказала госпожа. — Как одна королева другой.

Очевидно, это старая шутка, и Бьярни задумался, что бы она могла значить.

Мужчины часто обменивались шуточками, понятными только им, но он не знал, что и у женщин такое бывает.

Во дворе послышались тяжелые шаги, и кто-то ввалился в комнату, как медведь. Обернувшись, Бьярни увидел высокого человека, с широкими плечами и небольшим брюшком и, хотя сложно было разглядеть сквозь бьющий в глаза свет заходящего солнца, с грубыми чертами лица и уродливым, сломанным носом, на который свисала копна огненно-рыжих волос — не таких темных, как у Онунда, а яркого, горячего цвета расплавленного железа.

Бьярни понял, что перед ним Рыжий Торштен, предводитель великого флота и хозяин многих островов, наводящий ужас на жителей материка.

Он переступил порог и заворчал:

— Этот сукин сын Кадир опять выпустил племенную кобылу.

Его матушка обрезала нитку маленьким ножом, висящим у нее на поясе, и подняла тяжелые складки волчьей шкуры, крытой толстой красной тканью.

— Неужели? Не сомневаюсь, что Эрп все уладит… Смотри, я зашила твою накидку.

Тяжело ступая, он подошел к очагу, чтобы взять накидку, и его рука, словно молот Тора, опустилась ей на плечо в знак благодарности.

А Гроа, старшая из трех девочек, стоя с пустой миской из-под молока в руках, подумала, что о незнакомце все забыли, и затараторила:

— Отец, смотри, у нас гость. Он служил Онунду Деревянной ноге, пока его собака…

Бьярни, тихо стоял неподалеку, держа Хунина за ошейник. Он думал, как бы поблагодарить госпожу и уйти — или даже улизнуть без благодарностей, но тут замер на месте. Какой же он глупец, что рассказал! Теперь придется повторять все сначала, и у него было дурное предчувствие, что Од, в своей доброте, предложит его услуги своему сыну-богатырю, как будто он заблудшее дитя, которому нужно помочь. И если она это сделает и Торштен согласится взять его, ему придется отказаться. Хочет он того или нет, он должен будет отказаться или смириться с тем, что опять его судьбу решают другие…

Но Леди Од уронила катушку с нитками на пол и велела:

— Гроа, помоги мне перемотать нитки, у тебя такие тонкие пальчики.

А потом обратилась к Торштену:

— Хериольф Купец стоит в нашей гавани, может, ты его видел? А это Бьярни Сигурдсон; его пес повредил лапу, и он привел его сюда, чтобы Мергуд его вылечила.

Волна облегчения и благодарности растеклась по сердцу Бьярни благодатной прохладой.

Торштен посмотрел на него своими рыжевато-карими глазами, которые приковывали к себе взгляд каждого, кто осмелился взглянуть на него:

— Ты не похож на торговца.

Бьярни покачал головой:

— Этим занимается Хериольф. У него прекрасные шелка и прочные веревки — обычные товары. Да и украшенный драгоценностями кубок с крестом, который, он сказал, может заинтересовать леди Од. — Бьярни бросил взгляд на хозяйку дома, которая, оторвавшись от внучки и катушки ниток, улыбнулась ему в ответ.

— А у меня только один товар на продажу — верная служба.

Бьярни стал служить Торштену, как раньше Онунду, и был вполне доволен, хотя в глубине души еще оставалась боль — словно рана, ноющая, как только ветер подует с востока.

С Хунином тоже все было хорошо. Благодаря мазям Мергуд, его лапа зажила, и, прежде чем следующая луна пошла на убыль и стали опадать желтые березовые листья, он вновь забегал на всех четырех лапах и прихрамывал, только когда вспоминал о ране.

Подули западные ветра, близилась зима. На полях, подальше от берега, крестьяне пахали землю на волах и сеяли озимую пшеницу. Пчел прогоняли из ульев, потому что они не пережили бы холодные месяцы, а леса звенели от ударов топоров, валящих деревья для постройки и укрепления домов и стройных ладей на берегу.

Большую часть хозяйственных работ делали слуги, а свободные жители общины, гребцы и дружинники вместе с корабельными плотниками охотились за оленями и дикими кабанами — не для удовольствия, а чтобы добыть мясо, которое вместе с забитым скотом можно засолить на зиму. Но иногда — во время сбора урожая, стрижки овец, выпаса лошадей на летних пастбищах — рабы и свободные, крестьяне, моряки и воины (в основном одни и те же люди) работали плечом к плечу.

В один из таких вечеров, когда летящие по небу облака бросали тени на Бен-Мор[45]— Великую гору, как ее называл гэльский народ, — чьи лощины и покрытые щебнем склоны то освещались солнцем, то исчезали под мрачным небом и грозовыми тучами, Бьярни стоял, облокотившись о длинную стену загона для лошадей, и смотрел на диких, стройных двухлетних жеребят, которых он помог пригнать сюда для объездки. Хунин прижимался к его ноге, высунув язык, и дремал на солнышке. Неподалеку от них, также наблюдая за жеребятами, к торфяной стене прислонился юноша, которого Бьярни часто видел с лошадьми, но никогда не заговаривал с ним и до сего дня не встречался взглядом. Это был высокий молодой человек со спокойным лицом, похожий на коня — сквозь ворот его рубахи из грубого сукна проглядывало железное кольцо раба.