Несмотря на отличия, эта ладья потрясла Бьярни не меньше, чем «Морская ведьма», и он протянул руку, чтобы коснуться изгибов ее носа. Он думал, как хорошо было бы сесть за весла среди ее гребцов в этом весеннем плавании в честь Белого Христа.

С прошлой осени Бьярни кое-что узнал о Белом Христе — в поселении было много Его последователей. Сам Торштен был рожден и воспитан христианином, но, повзрослев, стал сочетать старую и новую веру и позволять себе некоторые вольности. Он решил, что достаточно поставить алтарь Белого Христа рядом с древними изображениями Тора и Одина в храме богов, где на алтаре Тора хранилось его кольцо и от земли поднимался мрачный запах пролитой крови.

Леди Од горевала об этом, молилась за него каждый день и никогда не теряла надежды, что по ее молитвам с ним произойдут перемены, а пока любила его таким, каким он был. У нее была небольшая каменная часовня в долине, куда она ходила каждое воскресенье со служанками и несколькими поселенцами. Остальные жители верили по-своему — если вообще верили, — разрываясь между церковью и храмом богов.

Бьярни не интересовался ни тем ни другим. Он потерял своих богов, как и они его, в ту ночь, когда их жрец потребовал смерти Хунина, но при этом он не испытывал никакого желания следовать за Богом леди Од. И сейчас он отнюдь не стремился попасть на Святой остров, чтобы отпраздновать Пасху; его влекло непостижимое желание — быть на «Фионуле», когда она выйдет в море…

— Эй, — рявкнул голос за его спиной, — что уставился, словно она твоя первая любовь? Иди-ка засмоли вон ту трещину!

Придя в себя, Бьярни оглянулся и увидел старого Гродни, старшего корабельного плотника, а с ним леди Од, которая пришла посмотреть на подготовку своей ладьи, закутавшись от холодного ветра в накидку из тюленьей кожи. Она не сказала ни слова работникам у изогнутых боков корабля, но глаза ее на мгновение встретились с глазами Бьярни, и, когда он вернулся к своему горшку со смолой и трещинам на «Фионуле», ему казалось, что он все еще чувствует на себе ее задумчивый взгляд, до тех пор, пока, закончив беседу со старшим плотником, она не удалилась.

Согласно обычаю поселения, давным-давно введенному Рыжим Торштеном, леди Од могла сама выбирать на Пасхальное плавание гребцов — они же служили ей охраной. Год за годом она, как правило, выбирала одних и тех же людей, но три дня спустя, когда Верланд Оттарсон, ее неизменный капитан, назвал имена избранных, Бьярни оказался среди них.

Сначала он не мог поверить.

— Вы, наверное, ошиблись. Я не единственный Бьярни на Малле.

— Но ты единственный воин-левша, который нанялся к нашему вождю в конце прошлогодней жатвы, и только у тебя есть черный пес, хромой на одну лапу.

Бьярни посмотрел вокруг на команду корабля, он знал их: христианская команда для христианского плавания.

— Я не разделяю веру госпожи, — сказал он. — Скажите ей, она, наверное, забыла.

— Сам скажи, — рявкнул Верланд. — У меня дела поважнее.

Он нашел леди Од на небольшой полянке за домом; она сидела на дерновой скамье и смотрела на первых пчел, круживших среди целебных трав, за которыми ухаживала Мергуд, а две пятнистые гончие лежали у ее ног.

— Госпожа, — начал он, подойдя к ней, но запнулся, не зная, как продолжить.

Она посмотрела на него, ее прекрасные морщинистые руки спокойно лежали на коленях.

— Бьярни Сигурдсон. Ты хотел мне что-то сказать?

— Верланд, ваш капитан, назвал мое имя среди тех, кто поведет ваш корабль в Пасхальное плавание.

Она кивнула, склонив голову набок, и чуть улыбнулась.

— Да, я попросила его.

— Но, госпожа, вы забыли.

— Забыла о чем?

— Госпожа, все остальные гребцы христиане — христианская команда для христианского плавания.

— Да, на этот раз так, — сказала леди Од. — Нет железного правила, высеченного как руны на камнях, гласящего, что гребцом на моем корабле не может быть последователь старых богов. Разумеется, тот, кто помогал готовить «Фионулу» к плаванию, должен занять свое место среди команды, когда ладью спустят на воду.

Бьярни проглотил слюну. Он должен был уточнить, убедиться, что она его верно поняла.

— Госпожа, у меня нет никакого желания поклоняться вашему Богу.

— Пока нет, — согласилась леди Од. — Время меняет многое, но выбор всегда за тобой. — Ее лицо в тени капюшона из тюленьей шкуры осветилось удивительной, тихой улыбкой. — Я никогда никому не приказывала грести на моем корабле. До сих пор в этом не было нужды. Теперь я прошу — будь одним из моих гребцов в этом плавании.

На следующее утро они спустили «Фионулу» на воду, чтобы проверить, все ли в порядке. А два дня спустя, в дождливую и ветреную погоду они покинули гавань и направились к Айоне по прибрежным водам между Маллом и материком, чтобы уберечь женщин, укрывшихся под навесом, от ветра и соленых брызг. Но, несмотря на это, Мергуд невыносимо страдала от морской болезни, да и леди Од тоже, и только Гроа, старшая внучка, которую впервые взяли в это путешествие, казалось, даже не замечала, как ладья раскачивается в бурных морских волнах; она вышла на палубу, подоткнув юбки до колен, спрятав волосы под голубым с желто-коричневыми полосками покрывалом, и, пошатываясь, прошла между гребцами на нос корабля.

Она остановилась рядом с Бьярни, держась за мачту, чтобы не упасть.

— Где твоя собака? — спросила она и опустила взор, словно ожидая увидеть Хунина у его ног.

Он посмотрел на нее сквозь копну волос, на ветру застилавшую ему глаза:

— Я оставил его на берегу, пусть побегает с остальными. За два года на Барре он привык к такой жизни.

Гроа молчала, всматриваясь в суровую даль.

— Так хорошо, — произнесла она наконец. — Вот бы плыли мы и плыли — вокруг Айоны и между островами — в открытое море, вдоль Ирландии, а может и Исландии…

— Осторожнее, — предупредил Бьярни. — Никто не знает, что там: мы можем упасть с края земли.

— А если нет никакого края? — размышляла вслух Гроа. — Может быть, это похоже на Средиземное море, о котором рассказывал Одноглазый Ликнен, только намного, намного больше, с просторными землями по краям, и еще одним великим городом, как Миклагард, который ждет, чтобы его открыли — и плодородной землей…

Она не впервые заговаривала с Бьярни с тех пор, как он привел Хунина к хоромам леди Од, но он никогда не слышал, чтобы она болтала такие глупости. Может, качка на нее так действует. Тогда уж лучше сидела бы с остальными женщинами и страдала от морской болезни; такие разговоры на борту корабля — к беде.

— Говорят, там, далеко, есть другие острова — остров Святого Брендана[53], с деревьями, которые покрыты белыми птицами вместо цветов, и каждая поет, словно вечерняя звезда. Если бы я была мужчиной, я бы построила корабль и отправилась туда.