– Я на Дубровке, да. Ну что? Беру билеты? Ты точно будешь в среду вечером свободен? Да, двадцать третьего. Точно? Ну, пойдем тогда. Договорились.

Потом она звонила по работе. Потом подруге, звала ее с мужем на спектакль. Потом оглянулась на Лену и сказала, что отойдет на пару минут, воздухом подышит.

– Конечно, – кивнула Леночка.

Касса вот-вот должна была открыться. Лена стояла и думала: как все-таки эта Дубровка далеко от них. И спектакль поздно закончится. И потом домой ехать. Может, ну его? Но ведь как красиво задумано: 5 и 50! Нельзя же пренебрегать добрыми знаками.

Женщина вернулась в очередь. Открылась касса. Первый человек в очереди стал выбирать себе места. Женщина, что стояла перед Леной, вынула телефон из сумки и стала задумчиво на него смотреть. Так никому и не позвонив, она обратилась к Лене:

– Как все-таки ехать к ним неудобно. Сюда – еще куда ни шло. А обратно? И в будний день. Не знаю…

Она буквально повторяла Леночкины мысли!

– Далековато, нам тоже ехать далековато, а что делать? Хочется посмотреть, – сказала Леночка, словно убеждая саму себя.

Женщина еще постояла, подумала. Вот уже подошла ее очередь.

И вдруг она сделала шаг в сторону и уступила место Лене:

– Идите вы. Я все-таки не пойду. Нет, далеко нам.

Махнув рукой, женщина решительно пошла к выходу. Лена пожала плечами, помедлила – не вернется ли? Нет, не вернулась. А кассирша уже торопила. И правда – что других задерживать? Она выбрала самые удобные места (у прохода, чтобы уйти незаметно, если вдруг бабушка не будет справляться с Волькой или если вдруг ее начнет одолевать сон).

Все. Дело было сделано. Решено.

Потом она не раз вспоминала эту женщину. Она ведь явно металась. И звонила все время, и на улицу выходила, и думала – идти не идти, и с Леной советовалась. Как будто что-то ее отталкивало от кассы. Хоть и приехала издалека за билетами. Значит, она услышала посланное ей предупреждение. А Лена оказалась в плену своей выдумки – 5 и 50. И еще удивлялась, что женщина какая-то странная: ни туда ни сюда. Хотя она-то как раз и приняла верное решение.

Но были и другие предупреждения! Даже более весомые, чем нерешительная женщина у кассы. За день до спектакля заболела бабушка, Леночкина мама, которая должна была остаться с маленькой Волькой. Грипп. Осень – самое гриппозное время. Температура высоченная, голову поднять не могла. Что делать? Родители Игоря были в отъезде, возвращались в Москву в пятницу вечером, как раз к общему празднованию пятилетнего юбилея детей.

– Ну что? Поеду билеты сдам? – вздохнула Леночка.

Она даже еще раз подумала, что вот, мол, сердце чувствовало: надо было вслед за той женщиной уйти из очереди. А теперь лишние хлопоты. Но Игорь ужасно воспротивился:

– Я останусь с Волькой. А ты иди! Иди, очень тебя прошу! Пойдешь, все мне расскажешь. Ты же так хотела.

Он долго уговаривал жену не упускать такую возможность – вопреки обстоятельствам. У них мелькнула даже мысль, а не пойти ли всем вместе, втроем? Волька любила музыку – слушала бы с открытым ртом. А потом просто уснула бы на отцовских руках. Чем не выход?

Но – какое счастье! – Леночка вспомнила о гриппе и отвергла этот вариант. Она попробовала пригласить какую-нибудь подружку, но – удивительно: никто не мог именно в этот вечер. У всех были какие-то планы, все сокрушенно отказывались. В итоге Игорь все-таки уговорил жену пойти на мюзикл без него.

– Не понравится – встанешь и уйдешь, – резонно заметил он. – А вдруг понравится? И будешь довольна? Ты столько лет нигде не была.

Доводы подействовали, и Леночка решилась. Она вообще впервые в своей жизни отправилась одна на представление. Все казалось ей странным и немного обидным. А с другой стороны – она уже вполне взрослая, надо было попробовать и такое. Накануне вечером Игорь принес ей подарок: самый модный в те времена мобильный телефон – совершенно девочковый, крошечный, помещавшийся даже в маленький кармашек; с откидной крышкой. Его даже можно было носить на шнурке или цепочке на шее, как украшение. Лене очень нравились такие телефончики. Они мало у кого были. Она о подобном и не мечтала – дорого, но восхищаться же можно! И вот любимый муж в утешение подарил ей такую полезную игрушку. Они весь вечер его осваивали, в нем даже камера цветная была, подумать только! Итак, Игорь остался дома, Лена поехала на Дубровку, по пути зашла в супермаркет и купила несколько коробочек яблочного сока для Вольки, дочка очень его любила и всегда требовала по утрам.

У входа спрашивали лишний билетик, но Лена не стала продавать билет Игоря – ей не хотелось, чтобы рядом с ней в этот день сидел какой-то чужой человек. Конечно, в зале она была одна такая – явившаяся на мюзикл в гордом одиночестве. И именно тогда она поняла, насколько глупо они с Игорем решили. Да плюнуть надо было на всякие эти мюзиклы и остаться дома, втроем. Два больших человека и одна маленькая девочка. Их мир. Разве этого мало? Спектакль начался, Лена скучала. Дело не в постановке, уговаривала она себя, одной не надо было идти. В зале было ужасно много народу, все счастливые, как казалось Лене, довольные. Она решила, что уйдет после первого действия. В антракте она позвонила домой. Игорь уже уложил Вольку и ждал ее, Лену.

– Я, пожалуй, поеду сейчас, – сообщила Леночка.

– Ну, уж дотерпи, ради принципа, – посоветовал Гарик. – Там же самолет еще должен быть на сцене. Дождись. Уйти всегда сможешь.

Потом Игорь еще долго не мог себе простить этих слов. На самом-то деле он был бы ужасно рад, если бы Ленка оказалась сейчас рядом, они бы тихо сидели, может быть, даже молчали, но – рядом, чувствуя тепло друг друга. Но ему казалось, что этот мюзикл – исполнение ее мечты. А мечту следовало вкусить в полной мере.

Увы, мечты сбываются. И порой в таком виде, что пропадает всякое желание мечтать.

Лена уселась на свое место у прохода, полюбовалась своим телефончиком, который висел на красивом шнурке у нее на шее, выключила звук и сунула телефон за ворот свитера.

Действие началось и шло себе. Лене захотелось спать, хотя музыка гремела, – прямо как во время беременности. Надо было смываться, но она решила, что все-таки дождется обещанного самолета, раз уж притащилась сюда. На сцене пели люди в военной форме, и вдруг отовсюду появились еще непонятно какие вооруженные люди, человек в защитной одежде стал что-то орать со сцены, что – услышать не получалось из-за громкой музыки. Это было совсем лишнее. Лена решила, что сделано это специально, чтобы увлечь публику, и сочла это дешевым приемом, дурновкусием. А другие зрители аплодировали и радовались! Потом этих – непонятных людей – стало очень много, началась стрельба, и тут Лена поняла, что оказалась в западне.

Артистам приказали спуститься со сцены в зал. Всех объявили заложниками. Зал стали минировать. Зрителям приказали отбросить от себя сумки и телефоны. Лена не сделала ни того, ни другого: сумка ее и так стояла под ее креслом, а телефон был под свитером, его никто бы и не заметил все равно. Но дело было даже не в этих доводах. Тут другое. Она просто потеряла возможность двигаться. Зрителей разделили: мужчинам приказано было сеть на одну сторону зала, женщинам – на другую. Лена все равно была на женской стороне, ей можно было оставаться на своем месте. Она сидела неподвижно, стараясь понимать как можно меньше. Мелькала мысль, что их убьют – если не всех, то многих. Или что будут заставлять делать что-то ужасное. Раньше, в отрочестве, читая про войну и подвиги, она спрашивала себя: смогла бы противостоять боли и страху? И всегда честно отвечала: нет. Ни за что. Выдам все, говорила она подружкам. Вот только покажут мне пистолет, все сразу и выдам. Поэтому лучше мне никаких тайн не доверять. Но сейчас – сейчас-то никому не нужны были тайны, которых она не знала. Сейчас нужны были ее страх, ужас, ее кровь, ее смерть. И все это как часть спектакля, на который она так стремилась попасть.