Я тренируюсь быть хорошей хозяйкой. Добавить молоко и сахар? Чай сделать крепкий?

– Молоко и сахар, – быстро ответил Тоби. – Пожалуйста.

Она смотрела на него, улыбаясь и думая, он точно знает чего хочет. Говорят, мать слишком его опекает. Я надеюсь, Альберт станет относиться ко мне как к жене, а не как к матери, которая обязана его холить и лелеять.

Наливая для Тоби чай, она с волнением подумала, Альберт пьет крепкий без молока. Я буду помнить это всю жизнь. И он кладет две ложки сахара.

– Возьми кусочек торта, Тоби. Я сама делала.

Тоби слушал, как Фэй рассказывала рецепты тортов, которые она пекла.

– Надо все очень тщательно взвешивать, особенно муку, и никогда не позволяй разрыхлителю стать влажным. Только не думай, что меня одомашнивают ради замужества. Не думай, потому что это правда.

Она улыбнулась ему еще раз. Ей стало жаль Тоби Уизерса, с виду недотепа, и так не красавец, еще и припадками мучается, и деньгами одержим, хотя о последнем едва ли стоит сожалеть, напротив, эта черта вызывала восхищение. Альберт такой же. О да, подумала она, у меня подходящий муж. И в доме будут новенькие жалюзи, которые не нужно вытирать, новейшие из новейших жалюзи. Бедный Тоби. Насколько я знаю, у него никогда не было девушки.

– Раньше я не любила готовить, Тоби, но теперь люблю, – гордо сказала она. – Ну, как тебе?

Тоби сказал, что ему нравится. Он устал от пребывания в комнате; будто начался своего рода припадок, хотя и не совсем. Хотелось покинуть Фэй, вернуться домой и пересчитать свои деньги, чтобы во всем убедиться. Хотелось пойти домой, достать новый, недавно купленный Атлас и рассмотреть от начала до конца названия мест, прекрасные краски пастбищ и кукурузных полей, изображения гор с крошечными трехпенсовыми снежными шапками. Хотелось сидеть в своей комнате и водить пальцем по просторам мира. И изучать диаграммы о добыче золота, железа и стали, и увидеть сжатые снопы пшеницы и разные голубые моря, его собственное – Тасманово, и Тихий океан, и другие океаны, все дальше и все голубее – Индийский, Антарктический, Адриатику.

Но Фэй сказала:

– Взгляни на мои подарки, Тоби.

И она повела его в гостиную, которая, казалось, была доверху полна одеял, простыней, полотенец, кастрюль, сковородок, ножей, вилок, чашек, блюдец и часов.

– Обеденный сервиз от Мортонов. А вот и скатерть. Разве не прелесть? Я тебе все это показываю, потому что ты не придешь на свадьбу. А я не могу не похвастаться подарками. Только посмотри, сколько носовых платков и салатниц. – Ее переполняли чувства. – Девчонки с фабрики подарили тостер и подставки для тостов и ради меня устроили общее собрание, директор произнес речь о том, какой хорошей работницей я всегда была. Я не знала, что люди по-другому начинают к тебе относиться, когда выходишь замуж. Раньше меня ругали за лень, а теперь сказали, что я хорошая работница, которую жаль терять.

– Каково было работать на фабрике?

– Так же, как и везде, я полагаю. Машины и шум, но утром и днем перерывы на чай. И скидка десять процентов или больше на шерстяные изделия. Я набрала одеял для дома почти сразу, как только начала работать на фабрике.

– А когда ты будешь ложиться спать в своем новом доме, они тебе не будут навевать воспоминания?

– Не говори глупостей, Тоби. Вряд ли я, ложась спать, стану размышлять об одеялах.

Тоби смутился. А потом спросил серьезным тоном:

– Ты носила кожаный ремешок?

– Что?

– Кожаный ремешок. Ну, на шее, от него еще отметины остаются. Я когда-то слышал…

Фэй прервала его:

– О, какая старая байка, ты же не веришь в нее на самом деле? Просто детские фантазии.

– В детских фантазиях всегда скрыта правда.

– И в сказках про фей и великанов? Тоби Уизерс!

– Да, великаны и феи бывают в разных формах. Есть гигантский бомбардировщик и гигантское одиночество.

Фэй сочувственно посмотрела на Тоби. Бедняга. Подумать только, ему тридцать или даже больше. И поверил в байку про ремешок и отметины.

Фэй озорно улыбнулась.

– Можешь посмотреть, если хочешь, поискать отметины, – сказала она. – Хочешь посмотреть и убедиться?

– Не глупи. Я просто поинтересовался.

– Тогда осмелься проверить.

Фэй наслаждалась собой. Она расстегнула кофточку, обнажив плечо и часть груди. Под свитером обнаружилась тонкая розовая штучка с кружевом по краю. Тоби глазел в ужасе и восхищении, а Фэй соблазнительно ему улыбалась.

– Тоби Уизерс, ты что, голого плеча никогда в жизни не видел? Не гляди с таким страхом.

– Я не боюсь, – сказал Тоби, краснея, и чем больше он убеждал себя, что не испугался, тем больше краснел. – Я думаю, Фэй Чоклин, что ты просто женщина, которая сидит передо мной полураздетой, хотя без пяти минут замужем.

– Прости, Тоби, но ты ведешь себя грубо. Спасибо, конечно, за прекрасные подарки, и мне жаль, что ты не сможешь прийти на свадьбу. Прощай, Тоби, и уж извини, что у меня нет отметины на плече.

У двери Тоби обернулся:

– Знаешь, у тебя есть отметина, Фэй. Я видел. Все мы носим похожие отметины, потому что всех нас жизнь помечает клеймом, меня тоже. Это правда. Я мало что знаю и, например, не умею правильно писать, и я никогда не научусь писать и не пойму, что говорить таким людям, как ты, зато у меня в комнате есть книги, атласы, которые рассказывают о мире, о морях, и первые карты всевозможных мест.

Он не попрощался, сразу поспешил по дорожке к своему грузовичку. Сел в машину и уехал, а Фэй смотрела в окно. Она думала: Я сама испугалась. Несмотря на голубую скатерть, и тарелки, и простыни, и серебряные чайные ложки с апостолами на ручках. Я испугалась, потому что вот-вот что-то должно было произойти, а Тоби Уизерс такой странный, из-за него у меня появляется чувство, будто фабрика меня захватила и иссушила, как мумию. И она застегнула кофточку и положила руку на плечо, где должен быть след от кожаного ремешка; а потом расплакалась, и когда ее мать пришла домой, она застала дочь рядом с подарками и в слезах, и сказала:

– Это предсвадебное волнение, Фэй. Подожди немного, и ты очутишься в своем маленьком домике, будешь подметать крылечко и развешивать белье на новенькой веревке.

Так и получилось. Фэй вышла замуж, весенняя свадьба, если заглянуть в светскую рубрику газеты – блистательная в белых кружевах и старинной фате, прикрепленной к волосам крошечной веточкой померанцевого дерева.

Глория, двоюродная сестра Альберта, которая пела в церковном хоре, исполнила «Пастырь мой, я ни в чем не буду нуждаться». А после свадьбы был завтрак, на