Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чего тебе? – Карасев испугался, что убийца, подкрепившись, с новыми силами набросится на него.
Но зверь не шевелился и, не мигая, смотрел на своего кормильца неприятным зеленым глазом.
– Чего ты ждешь? – занервничал Толик. – Иди отсюда!
Кот послушно поднялся и потрусил за гаражи. И тут до Карасева дошло. Кот ждал приказаний. Не зря Бледный поначалу кормил его. Видимо, только тот, кто угостит кота молоком, и может ему приказывать.
– Подожди! – Толик подхватил пакет и побежал за зверьком. – Перестань охотиться на ребят. Никогда не возвращайся к Бледному. Ты свободный кот, делай что хочешь и никого не слушай! Понял?
Кот мигнул.
– Ты меня понял? – на всякий случай переспросил Карасев, надеясь, что такой необыкновенный кот как-то сможет показать, что он все услышал.
Кот еще раз мигнул, отвернулся и снова потрусил к гаражам.
Толик подумал, что надо было приказать коту помереть и не возрождаться, но зверь уже скрылся, а бежать за ним у Карасева не было никакого желания.
– Ну и дурак, что отпустил, – раздалось у него за спиной.
– Я сейчас тебе покажу, кто тут дурак, – с разворота начал Толик. – Понял?
Но Костян даже взгляда не отвел.
– Где я его теперь искать буду? – На его лице не было и тени смущения, как будто не он несколько дней всех водил за нос. – Опять по чердакам лазить?
– Мелкую сначала отпусти, а потом я с тобой поговорю.
– Пускай там посидит, меньше визга будет.
– Ну, все! – Карасев сжал кулаки и шагнул вперед.
Рязанчик глубже засунул руки в карманы куртки.
– Ты сначала на себя посмотри, потом в драку лезь. – Костян отвернулся и, сильно ссутулившись, пошел вдоль дома. – Пойдем, ничего с твоей Мелкой не случится.
– Он около школы, наверное, лежать будет, – зачем-то сказал Толик. – Там, где его последний раз закопали.
– Пошли, пошли, – Рязанчик только плечами повел. – Сам ей все расскажешь.
В первую секунду Карасев подумал, что вредный Рязаныч ведет его к директрисе. Кому еще нужен его отчет о проделанной работе?
Но вел Костян к себе. Они поднялись на второй этаж, открыли дверь, за которой раздавался радостный лай Цуцки.
– Зачем мы сюда пришли? – начал Толик, привычно отбиваясь от подскакивающей собаки. И не договорил. По длинному коридору к ним шла Козина.
У Толика снова сжались кулаки.
– Нашел? – Ленка бросила взгляд на Карасева и отвернулась от него к Рязанову.
– Он рядом, – заспешил Костян, ногой заталкивая Цуцку в ближайшую комнату и закрывая дверь. Карасев захлопал глазами от удивления. От прежнего Рязанчика ничего не осталось. Вместо хмурого, всезнающего, самоуверенного пацана около двери стоял растерянный мальчик, с тоской заглядывающий в глаза Козиной. – Около школы. Если хочешь, его можно привести.
– Это ты его выпустил из квартиры? – кивнула она в сторону Карасева. – Зря. Он будет мешаться. Когда слишком много народа посвящено в тайну…
Толику надоело наблюдать эту сцену, и он, демонстративно отодвинув Ленку в сторону, вошел в квартиру.
– Мне Бледный помог, – бросил он на ходу, борясь с сильным желанием убить Козину на месте.
Папа ему всегда говорил, что девочек надо уважать, жалеть и пропускать вперед. Что им надо уступать места в метро и подавать руку, когда они выходят из автобуса. Что их ни в коем случае нельзя бить.
Папа много чего говорил Толику, но сейчас он постарался обо всем этом забыть.
Для начала он сгреб Ленку в охапку, и Козина кувырком пролетела по длинному коридору рязановской квартиры. Костян попытался что-то сказать, но Карасев от него просто отмахнулся.
«За Малахова!» – мысленно начал отсчет Толик.
Ленка попыталась встать и скрыться в комнате, но Карасев оказался быстрее. Он ухватил ее за пышный хвост и дернул на себя.
«За Швабру!»
Козина взвизгнула и протянула руку, чтобы вцепиться в него ногтями, но на Толике был проверенный когтями кота свитер. Он оттолкнул Ленку от себя, и она спиной вперед открыла дверь в комнату.
Карасев хотел сказать: «За Сухоребрую!» Дальше по счету у него была Мелкая и он сам. Но подумать Толик ни о чем больше не успел, потому что увидел Светку, сидящую у низкого журнального столика, заставленного вазочками с конфетами и коробками с тортами. В руке у нее была чашка. Видимо, до этого в ней был чай. Но по подозрительно мокрой Ленкиной голове можно было догадаться, куда чай делся.
– Толик! – обрадовалась Сухоребрая, всплескивая руками, и чашка с легким звоном упала на паркет.
За спиной Карасева вздохнул Рязанчик.
Толик шагнул к сжавшейся на полу Козиной. Ей стоило врезать еще и за разбитые бутылки молока.
– Я все объясню! – взвыла Ленка, и Карасев остановился.
Выглядела первая красавица класса сейчас неважно. Лохматая, зареванная, с опухшим носом и осунувшимся лицом, с красными глазами. Чучело. К тому же дура. Так ей и надо! Пускай Костян полюбуется на свою матрешку. Толик в такую точно никогда бы не влюбился, скорее уж в Мелкую. Но даже на таких толковых пацанов, как Рязанчик, иногда находит затмение. Карасеву стало их жалко. Всех. Оптом. Испуганные, униженные. Тьфу на них!
– Объясняй, – милостиво согласился Карасев, упал в кресло и демонстративно выбрал в вазочке самую большую конфету.
– Он сам ко мне пришел! – Ленка утерла с лица слезы, шмыгнула носом. Костян услужливо подсунул ей под руку платок.
– Так я тебе и поверил! – Толик отхлебнул большой глоток чая. – Козина, не зли меня! – стукнул он кулаком по столику, от удара дружно подпрыгнула посуда.
Костян снова вздохнул. Видимо, в присутствии Ленки он терял не только дар речи, но и с последними мозгами прощался.
– Ну, правда же! – захныкала Козина, поглядывая на Светку. Но ее верная подруга молчала, изучая остатки разбитой чашки. – На следующий же день, как умер, – заспешила Ленка, боясь, что Карасев действительно разозлится. – Я даже подумала, что это кто-то другой. Правда-правда!
– Кто другой? Брат? – Толик уже косился на чашку в своей руке, думая, что пора и ее разбить о чью-нибудь голову.
– Какой брат? – взвизгнула Козина. – Маркиз.
– Маркиз? – Карасев осторожно поставил чашку на столик. – Это твой кот? Я думал, ты о Бледном говоришь!
Ленка быстро закивала.
– Конечно, о коте! Он умер. Его собаки покусали. Понимаешь, все время дома сидел, а тут вдруг сбежал. И на собак попал. Я его во дворе закопала. А вечером смотрю: Маркиз в кресле сидит, на том самом месте, где всегда сидел. И смотрит на меня так грустно… – Козина сделала паузу, собираясь пуститься в грустные воспоминания, но вовремя передумала и сухо продолжила: – Я сначала решила, что мне это снится, и просто так руку протянула. Ну, чтобы убедиться, что в кресле никого нет. Коснулась шерсти…