– О, Роман, я жив? – простонал американец, когда Роман взял его под мышки и потащил к выходу.

– Живы, Джон, живы. Только лучше помолчите.

– У меня очень болит здесь, – пожаловался Джон, прикасаясь рукой к своей груди.

– Потерпите, Джон, – уговаривал Роман. – И не шевелите руками. Чем меньше движений, тем лучше. Скоро приедет «неотложка» и увезет вас в больницу. Там вам окажут медицинскую помощь – и все будет хорошо.

– А что с моими ногами? – прохрипел американец. – Я их совсем не чувствую.

Он сделал попытку посмотреть вниз, резко дернулся – и потерял сознание. Роман быстро его дотащил до выхода, там кликнул Эву, с ее помощью осторожно вынес тяжелое тело на улицу и положил на асфальт, возле француза, перевязанного майкой Эвы.

Рядом лежали и сидели те, кому посчастливилось остаться в живых.

Эва совсем оправилась и деятельно помогала раненым. Если бы не трагизм ситуации, она бы здорово смотрелась в своей джинсовке, под которой ничего, кроме лифчика, не было.

– А что с Полом? – спросила она. – Вы видели его?

– Пол погиб, – кратко сообщил Роман.

Эва молча склонила голову и занялась Джоном, стараясь уложить его поудобнее. Американец тем временем пришел в себя и даже пытался шутить.

– Зря я не пошел танцевать, как советовал мне Роман, – прошептал он, прерывисто дыша. – Говорила мне миссис Лейтон, что виски меня доконает. Как в воду глядела…

Он шевельнул ногой и вздрогнул от острой боли.

– Лежите спокойно, Джон, – принялась уговаривать его Эва. – Вам нельзя двигаться.

Послышался шум подъезжающих автомобилей. Это одновременно подоспели медики и полицейские.

– Роман, – вдруг ужасно заторопился Джон, – наклонитесь ко мне. Я вам должен сказать…

– Что такое, Джон? – спросил Роман.

Джон прерывисто дышал. Видно было, что он вот-вот снова потеряет сознание.

Вокруг звучали громкие команды на арабском, английском и других языках. Люди в камуфляже поспешно вбегали в пролом, торопясь вынести пострадавших. Другие вытаскивали из машин носилки и готовились эвакуировать раненых.

Все делалось привычно и споро. Дюжие санитары в один миг уложили француза на носилки и рысцой понесли его к машине «Скорой помощи».

– Роман, – зашептал торопливо Джон, прерывисто хватая воздух широко открытым ртом, – вы должны мне помочь!

– Конечно, Джон.

– Сейчас меня увезут в больницу, и там, возможно, я умру.

– Ну что вы, Джон. Все будет хорошо.

– Слушайте меня, Роман. Вы хороший русский парень, вы мне поможете. Только один звонок по телефону, Роман, только один звонок. Вы можете сделать это для старого Джона Лейтона?

– Без проблем.

К американцу, бесцеремонно отодвинув Романа в сторону, придвинули носилки.

– Осторожно, у него сломаны ноги! – сказал Роман, указывая на повреждения.

Эва, бывшая рядом с ним, пояснила его слова по-арабски. Санитары, не глядя на них, подхватили Джона под плечи и бедра, на счет «три» положили на носилки и понесли к машине.

– Роман! – позвал американец, изо всех сил стараясь не потерять сознания. – Роман, где вы?!

– Я здесь, Джон! – отозвался Роман, пристраиваясь сбоку от носилок и наклоняясь к американцу.

Один из санитаров злобно ругнулся на него, но Роман не обратил внимания. Бедный старик хотел сообщить ему что-то чрезвычайно важное, и Роман не мог его не выслушать.

– Роман! – зашептал Джон, вцепившись ему в отворот куртки и притягивая поближе к себе. – Позвоните в Даллас, штат Техас, Дику Робертсу, телефон триста двадцать – сорок восемь – тридцать пять, и скажите ему, Роман, только одно: Джон Лейтон сказал срочно продавать все акции «Сибгаза». «Сибгаза», – повторил он как бы по-русски. – Вы можете это сделать, Роман?

– Дику Робертсу в Даллас, штат Техас, триста двадцать – сорок восемь – тридцать пять, срочно продать акции «Сибгаза», – машинально повторил Роман, несколько озадаченный заданием.

– Все акции «Сибгаза», все! – прохрипел Джон. – «Сибгаз» на днях распадается, надо срочно избавляться от его акций. Дик мой адвокат, он все сделает, вы только дозвонитесь до него… Это очень важно, Роман! Я узнал об этом два часа назад. Информация достоверная. Только позвоните завтра утром, с этим нельзя медлить. Сейчас в Далласе раннее утро, а Дик не любит, когда я бужу в это время, не то я позвонил бы ему сегодня же…

– Я все понял, Джон, и все сделаю. Не волнуйтесь.

– Хорошо, Роман, я вам верю, – откидываясь на подушку, выдохнул американец. – Если останусь жив, я вас отблагодарю.

– Да перестаньте, Джон. Поправляйтесь и ни о чем не думайте. Я все сделаю.

Джон на прощание слабо сжал руку Романа и совсем по-детски всхлипнул. Как видно, силы окончательно его оставили. Носилки с ним втащили в карету «Скорой помощи», положили рядом с французом, захлопнули дверцы, и машина тут же помчалась к больнице, освобождая место для других.

– Как вы думаете, Роман, он выживет? – спросила Эва, когда Роман в задумчивости вернулся к ресторану.

– Дай бог, – вздохнул Роман. – Ноги – не страшно, но у него повреждена грудная клетка. Будем надеяться, что внутренние органы остались целы.

– Будем, – эхом откликнулась Эва.

Она зябко куталась в свою курточку и молчала. Роман слегка приобнял ее за плечи, и она благодарно к нему прижалась. Санитары тем временем деловито загрузили всех раненых в машины и уехали.

Затем началась обычная в таких случаях полицейская процедура опроса свидетелей. Роман и Эва дали все требуемые показания и примерно через час, благо журналистские удостоверения были у них при себе, были отпущены с миром.

– Хотите, я отвезу вас домой? – спросил бармен Грэг. – У меня своя машина и разрешение на проезд ночью.

– Если вам не трудно… – не стал отказываться Роман. – Я могу добраться сам, я живу неподалеку. А вот Эву не мешало бы подвезти. Девушка совсем ослабела.

– Понятное дело, – кивнул Грэг. – Тут сам еле на ногах стоишь. Слава богу, в момент проклятого взрыва я как раз наклонился к сейфу. Это меня и спасло. То есть меня спасла дубовая стойка. А так бы…

Он махнул рукой и направился за угол дома.

– Подождите минуту, у меня там машина, я сейчас!

– Где вы живете? – спросил Роман Эву.

– В гостинице «Аль-Рашид».

– Это далеко отсюда?

– Не очень… Минут пятнадцать ходьбы. Я могу дойти пешком.

Роман видел, что девушка едва стоит на ногах и бодрится только лишь из врожденного упрямства.

– Нет уж, – сказал он. – Пятнадцать минут – это если вы себя нормально чувствуете. А в таком состоянии вы и за час не дойдете. Разве что я понесу вас на руках.