– Нет, – коротко ответил он. Убрал с моего лица прядь волос и придвинулся ближе. – Он погиб в автомобильной катастрофе. Мне было пять. Я совершенно не помню этот дом. Не знаю, что здесь случилось.

* * *

Я переворачиваю книгу. Больше ничего о ней не помню. Я нашла ее и сразу же о ней забыла. Мы ушли из обветшавшего дома. Приехали на игру Джулиана и Макса. Поужинали с бейсбольной командой в честь победы: родители ребят занимали половину ресторана, а мы с Калебом, Максом и его друзьями устроились в кабинке на другой половине. После ужина я уехала домой с мамой и папой. Наверное, вернувшись к себе, Калеб поставил роман на полку к своей книжной коллекции.

Похоже, внутри книги закладка, которой не было в тот день. Тогда Калеб просто сунул роман рядом с сиденьем. Воображение рисует, как он возвращается домой и перечитывает отрывки из книги. Потом кладет ее лицевой стороной вниз и забывает о ней. Я открываю книгу, чтобы посмотреть, где он остановился.

Он прервал чтение посреди главы, не разделенной ни звездочками, ни стихом. Однако в книге лежит не закладка, а сложенный пополам конверт. Развернув его, вижу неровные, черные, написанные от руки буквы. Те, что не успела тогда прочитать. Это письмо, которое отобрал у меня Калеб. На конверте написано его имя. Только имя.

Я достаю из конверта тетрадный листок и читаю текст, который Калеб желал от меня скрыть:

«К… я скучаю по тебе. Я ужасно по тебе скучаю. Но боюсь, что если отправлю тебе это письмо, а ты не приедешь, то мне станет еще тяжелее».

Больше ничего не написано. В большом конверте всего три предложения. Три предложения, которые разбивают мне сердце. В моих руках секрет Калеба. То, чего я не понимаю. Калеб начал общаться с другой девушкой задолго до нашего расставания. Она скучала по нему и была явно небезразлична ему, раз он скрывал это от меня. Для меня не секрет, что Кайли Ван была когда-то влюблена в Калеба. Для меня не секрет, что она просила его помочь ей с домашней работой в уголке школьной библиотеки, а потом поцеловала его, когда он этого совсем не ожидал. Он сразу же рассказал мне об этом. Так у нас было заведено. То есть я думала, что у нас так заведено.

У меня кружится голова. От этих слов. От правды. От воспоминаний. Пока я отчаянно пыталась склеить осколки наших отношений, Калеб уже оставил нас в прошлом и просто позабыл мне об этом сказать?

Секреты. Калеб знал, как ими делиться, как поймать тебя ими на крючок. Поэтому, скорее всего, он знал и как их хранить. Что мне о нем известно? Какие книги он читает и любит. Чего не хочет показывать мне и почему не хочет этого делать (письма из университетов, наше туманное будущее). Однако было то, что он действительно хотел скрыть от меня, – кое-что более потаенное, неприятное, личное. Назревающее предательство.

Макс уже нашел тайник между матрасом и пружинной сеткой кровати. А я просмотрела ящики комода, шкаф и сброшенные с полок книги. Опускаюсь на четвереньки и касаюсь лицом ковра, ворсинки которого царапают щеку. Я в новых поисках. Что еще хотел скрыть от меня Калеб? На ковре есть вмятина длиной десять дюймов, как будто кровать недавно сдвигали влево. Может, это дело рук Макса, а может она была сдвинута раньше. В учиненном здесь беспорядке этого теперь не понять.

Первым делом я просматриваю места, куда Калеб мог запихнуть свои деньги и деньги Макса, если на самом деле их взял. Я обшариваю основание кровати – пружинную сетку, металлический каркас, – но ничего не нахожу. Ни конверта, ни пакета с наличкой. Возможно, когда Калебу исполнилось восемнадцать, он наконец открыл счет в банке.

Большую часть пола под кроватью занимает объемная сумка. Я дергаю ее на себя и тащу по ковру. Она цепляется за ножки кровати. Это спортивная сумка с экипировкой для лакросса. Калеб носил ее на спине, перебросив ремень через грудь. Однако, расстегнув молнию, я вижу длинные и тонкие лыжные палки, защитные очки, прикрепленные к лыжам жесткие ботинки. Калеб собрал все свое снаряжение в одном месте. Все самое ценное припрятал под кровать.

Лыжные палки и клюшку для лакросса я оставляю в сумке. Очки разворачиваю к окну и смотрю сквозь них. Они окрашивают окружающее пространство красным, приглушая яркий свет. Я надеваю их и опускаю взгляд на руки. Те словно принадлежат кому-то другому, из другого времени и места.

* * *

Калеб дал мне поносить эти очки в январе, во время группового выезда за город, за несколько месяцев до нашего с ним похода. Фотография, сделанная в тот день, тоже висела у него на стене. Снежный фон, наша скученная группка, улыбки. Родители заставили Джулиана сопровождать нас. Я ведь даже не спрашивала, можно ли мне поехать за город. Да и не думала, что должна спрашивать на это разрешения. Я просто сказала родителям о поездке, а они спросили:

– Кто еще едет?

– Хейли, Софи, Макс, Калеб, – ответила я.

Не стоило упоминать имя Калеба. Тем более заканчивать им перечисление. У родителей создалось ощущение, будто мне есть что скрывать, – то, что, возможно, им не понравится.

– Только если брат поедет с тобой, – был их ответ.

Чертовы двойные стандарты, знаете ли. Джулиан годом раньше тоже ездил кататься с друзьями на лыжах. Но он, конечно же, заслуживал доверия. А меня на днях застукали в комнате с Калебом, когда его там не должно было быть. Мы всего-навсего делали домашку. И да, его ладонь лежала на моей пояснице, под футболкой, но, блин… Мы делали домашку. Меня до сих пор жгло чувство обиды. И угнетало недоверие родителей. В нашей семье, похоже, только мне требовался сопровождающий.

Джулиан встречался с кучей девчонок – я знала это, поскольку мы учились в одной школе. Полагаю, ему просто не хватало храбрости тайком провести их к себе. Или рассказать о них нашим родителям. Брат повел себя так, словно ему не в лом нас сопровождать. Он даже предложил отвезти меня на лыжную базу. И притворился, будто сам хотел покататься на лыжах и если бы знал, что я хочу того же, то давно бы уже съездил со мной. По дороге мы заехали за Хейли, а Калеб подвез Макса с Софи. Все это походило на свидание под контролем – так в школах на экскурсиях сопровождают детей. В этом были и свои плюсы, и минусы. Увлеченность Хейли моим братом только возросла за прошедшие годы, и кое-какие мысли, касающиеся их двоих, напрягали меня больше, чем их возможное объединение.

Я не запрещала подруге подкатывать к брату, но умоляла ее не делиться со мной никакими подробностями. Никогда. Никогда, никогда, никогда. К счастью, Джулиан не выказывал к Хейли особого интереса. Думаю, он все еще не отошел от шока, вызванного недавним осознанием: Хейли – моя ровесница, я встречаюсь с тем, кого он знает, и дружу с его друзьями, наши миры соединились и наслоились друг на друга без всяческих границ и рамок.

Позже, на базе отдыха, мы с Максом и Джулианом взяли напрокат лыжное снаряжение и встретились с Калебом, Хейли и Софи, у которых на хранении лежал их собственный инвентарь. Бросив взгляд на мои защитные очки, Калеб нахмурился.