Обычно улыбчивый, Пеппер нахмурился. Таким она его никогда не видела.

– Не могу. У нас старая лодка, на ней опасно плыть. Того и гляди даст течь. Дайте мне пару дней, и я ее отремонтирую. Пусть Лаки вас отвезет.

Услышав от Пеппера такие слова, Серена окончательно упала духом: похоже, из ее намерений ничего не выйдет. Все-таки надо признать, что она ошиблась. Не все так просто. Похоже, здесь действительно творится нечто неладное. Нечто такое, что портит кровь и Гиффорду, и даже весельчаку Пепперу. Серена поняла это хотя бы по тому, как Пеппер предпринял очередную попытку придать лицу хмурое выражение и, шаркая ногами по истертым ступеням лестницы, начал подниматься наверх.

Зачем, ну скажите, зачем она поддалась влиянию момента и рванула сюда, совершенно не продумав, что будет делать дальше, не предусмотрев всех последствий разговора с дедом и не выяснив, что здесь происходит? Именно из-за самоуверенности и напрасной спешки она сейчас застряла в этой богом забытой дыре, где ей показал на дверь ее собственный дед! Оттолкнул от себя, отдал на милость человека, которого она совершенно не знает. Кто поручится, что может прийти ему в голову?

Она посмотрела на Лаки. Тот стоял внизу и с каким-то рассеянным видом почесывал за ухом одну из собак. Он перехватил ее взгляд. Впрочем, выражение его лица осталось непроницаемым. В длинных, чуть зловещих тенях, отбрасываемых светом заходящего солнца, великан-каджун показался ей настоящим головорезом.

– Садитесь в лодку, – негромко произнес он. – Похоже, мы с вами еще какое-то время будем неразлучны.

– Пойдемте, – произнес Лаки, кивнув в сторону пироги. – Завтра я отвезу вас обратно, и вы сможете весь день сколько вам угодно собачиться с Гиффордом… или капать ему на мозги.

Серена неохотно последовала за ним к кромке воды и, подойдя к берегу, посмотрела на дальний край протоки, поросший черным лесом. В свете догорающего дня лес этот показался ей огромной, непролазной чащобой. Ее вновь охватил безотчетный ужас.

– Я заплачу вам, сколько вы скажете, только, умоляю вас, отвезите меня домой.

Эти слова слетели с языка Серены раньше, чем она осознала, что говорит. Впрочем, идти на попятную поздно. Потому что это действительно так. При желании она могла бы добиться своего и остаться в доме вместе с Гиффордом и Пеппером. Однако сама мысль о том, что ей придется провести ночь с незнакомцем – опасным незнакомцем, – который увидит, что она боится… это было выше ее сил. В эти мгновения она была готова отдать ему ключи от своего «Мерседеса», лишь бы он согласился отвезти ее в цивилизованный мир. Мир, где можно хорошенько понежиться в горячей ванне, вкусно поесть, принять таблетку аспирина и выслушать объяснения сестры, причем не обязательно именно в таком порядке.

– Сколько скажу? – Лаки выгнул бровь и саркастически улыбнулся. – Весьма соблазнительно. Заманчиво. Но, увы, я не могу отвезти вас сегодня домой. У меня на вечер уже запланированы кое-какие дела.

Серена стиснула зубы и усилием воли заставила себя процедить единственное слово:

– Пожалуйста.

Лаки поднял со дна лодки ящик с запчастями для мотора и поставил его на скамью.

– Послушайте, ангелочек, – сказал он и, выпрямившись, встал руки в боки. – Готов поспорить, вы думаете, будто я горю желанием отвезти вас к себе домой, затащить в кровать и всю ночь до самого рассвета ублажать, но вы ошибаетесь, у меня имеются дела поважнее. Так что вам придется ограничиться одними фантазиями.

Серена смерила его взглядом, в котором читалось нескрываемое отвращение. На Лаки, однако, этот взгляд ничуть не подействовал, и он с бесстрастным видом оттолкнул пирогу от берега.

– Ну, давайте, милая. Поехали. Садитесь в лодку, иначе вам придется провести ночь под открытым небом вместе с собаками Гиффорда.

Оставался ли у нее выбор? Серена прекрасно знала собственного деда. Этот старый брюзга без малейших угрызений совести уляжется спать, а ее оставит на ночь у крыльца. Дед явно чем-то рассержен и вполне способен на такое, с позволения сказать, «гостеприимство». С другой стороны, сама мысль о том, что ей придется заночевать в одном доме с этим неотесанным каджуном, наводила на нее не меньший ужас, чем мысль о ночевке под открытым небом.

Вновь укутавшись в изрядно потрепанный плащ гордости, Серена высокомерно вскинула подбородок и, пройдя по деревянному настилу, спустилась в лодку. Через секунду они отплыли. Рукав реки заметно сузился, превратившись в коридор, огороженный с обеих сторон непролазным на вид лесом. Вскоре опустились сумерки, и окружающий мир приобрел причудливые очертания.

Серена сидела, из последних сил стараясь держать спину прямо и не расплакаться. Хотя, казалось бы, размолвка с Гиффордом закончилась и раздражение пошло на убыль, ее все равно не отпускала душевная боль. Она решилась приехать в эту глушь за дедом, чтобы отвезти его домой. Неужели ему это непонятно? Как он смеет упрекать ее в душевной черствости, как у него только язык повернулся заявить ей, что, мол, она думает лишь о наследстве?

Серена никогда не задумывалась над тем, что Гиффорд уже старик и, можно сказать, уже стоит одной ногой в могиле, что в скором будущем его не станет.

Гиффорд при смерти. Перед ее мысленным взором тотчас предстала картина: у нее на глазах старик багровеет и едва не теряет сознание. Нет, лучше об этом не думать. Потому что, если он умрет, так и не простив ее, она потом будет мучиться всю жизнь.

Почувствовав, что на глаза наворачиваются слезы, Серена энергично заморгала. Только бы не расплакаться. Она никогда не станет лить слезы в присутствии Лаки Дюсе, не даст ему очередного повода насмехаться над ней. В любом случае сейчас она просто не имеет права разрыдаться, потому что если заплачет, то надолго. А ведь кто знает, что еще предстоит ей пережить, прежде чем наступит новый день.

Борясь с новой волной отчаяния, Серена подумала, что это вряд ли можно назвать радужной перспективой. Она и без того чувствовала себя так, будто ее сначала проволокли за волосы тысячу миль, а затем безжалостно расчленили на множество кусков. Ту Серену, которой она была еще вчера, теперь не узнать. Потому что от той Серены ничего не осталось, а все болото виновато и его обитатели, а также воспоминания, которые они у нее вызывали! Казалось, здесь она всего полдня, но устала так, как будто провела целую неделю. И все же она последними остатками сил цеплялась за те крохи достоинства, что еще оставались в ней, лишь бы только сдержать слезы.

Лаки стоял за спиной у Серены, и ему было видно, как подрагивают ее плечи, было слышно ее прерывистое дыхание. Все понятно, эта гордая и упрямая дамочка того гляди разревется. Неожиданно в глубине его души шевельнулась жалость, однако он поспешил подавить в себе это чувство.

Он по-прежнему считал ее холодной равнодушной стервой, хотя это давалось ему нелегко. Женщина, к которой он нанялся в проводники, была бездушной бизнес-леди, холеной красоткой в дорогом дизайнерском костюме, с идеальной, волосок к волоску, прической. Невзлюбить такую особу легче легкого. Однако холодная маска вскоре слетела с нее, как сухой лист с дерева, и все ее усилия напустить на себя невозмутимый вид уже больше не раздражали его, а скорее вызывали жалость. Вернее, вызывали бы, будь он чуть более чувствительным.