«Маркус, третий герцог Харт.

Тот самый негодяй».

В лондонском доме не осталось ни одного портрета злосчастного герцога. От них избавились уже давно, словно рассчитывая таким образом стереть позорное пятно с родословной Хартов. Как бы не так! Маркусу забыть о предке не удалось бы хоть с портретами, хоть без них. Об этом позаботилась его добрая матушка.

Родители Нейта рассказывали, что его отец перед самой своей кончиной распорядился, чтобы сыну дали имя третьего герцога. Зачем? Непонятно. Над ним и так уже тяготело проклятие, передающееся вместе с титулом. Маркус давно решил, что отец его тут ни при чем. Скорее всего имя ему дала мать. Такое у нее своеобразное чувство юмора.

Маркус пристально вглядывался в черты мужчины на портрете. Странно, но с портрета смотрел на него не злодей и не развратник. Вероятно, художник решил польстить заказчику, чтобы тот не скупился, расплачиваясь за работу.

– Вернулся, наконец! А мы, устав ждать, поехали кататься без тебя! – на одном дыхании выпалил Нейт. – Все в порядке? – нахмурившись, спросил он.

Алекс молча смотрел на хозяина замка.

– Возникли непредвиденные осложнения, – сквозь зубы процедил Маркус.

Алекс подошел вплотную к портрету и принялся разглядывать его:

– Маркус, а ты знаешь, что этот тип на портрете – копия ты? – Если бы не волосы на лице и этот дикий наряд…

Черт! Теперь и Маркус заметил поразительное сходство.

Алекс прочитал надпись на бронзовой табличке и присвистнул.

– Так это и есть тот самый предок, в честь которого тебя назвали?

– Да. – Маркусу хотелось бежать из этого проклятого места без оглядки, но из-за Изабеллы Дорринг ему придется торчать тут еще несколько дней. Он подошел к буфету, налил себе большую порцию бренди и выпил. Бренди слегка обжег горло, но вскоре по телу разлилось приятное тепло.

– Кто-нибудь желает присоединиться? – спросил Маркус, подняв графин.

– Я не откажусь, – произнес Алекс и, напоследок окинув предка Маркуса оценивающим взглядом, повернулся к портрету спиной. – Не понимаю, как ты мог позволить этой истории с проклятием так портить себе жизнь!

Мисс Хаттинг тоже говорила нечто подобное. Она при этом смеялась, и ее рыжевато-золотистые волосы сверкали на солнце, зеленые глаза блестели, и кожа у нее такая гладкая и нежная, и светится, как тончайший фарфор…

Нет. Графин дрогнул в руке Маркуса и жалобно звякнул, ударившись о бокал Алекса. Ему не следовало так возбуждаться. Признаться честно, то необычайно радостное волнение, что испытывал Маркус, вспоминая о мисс Хаттинг, было чрезвычайно неуместно в данных обстоятельствах. Ему вообще не следовало бы ничего к ней испытывать. Эта женщина не имела желания выходить замуж.

А он не испытывал желания умирать.

– Полагаю, то, что проклятие существует, доказано историей моей семьи, – заявил Маркус, передавая Алексу бокал с бренди.

– Пять смертей ничего не доказывают. Печальный факт, однако, возможно, простое совпадение. Или, что тоже допустимо, случается то, во что веришь, потому что своим поведением создаешь предпосылки для того, чтобы случилось то, что, как тебе кажется, должно случиться. А ты так не думаешь, Нейт?

– Нет, – хмуро буркнул тот, принимая из рук Маркуса бокал с бренди. – За последние двести лет не было ни одного герцога Харта, который не умер бы скоропостижно до того, как жена родит наследника титула. О случайности говорить не приходится. При этом верить в проклятие необязательно. Помнишь, в Лондоне Маркус рассказывал о том, что его отец не верил в проклятие. Не верил, а все равно умер. – Нейт мрачно смотрел в бокал. – Моя мать потеряла отца и брата из-за этого проклятия. Она заставила меня дать обещание, что я буду опекать Маркуса, насколько это в моих силах.

– Нейт, ты мне не сиделка! – раздраженно напомнил Маркус. – И не опекун.

– Кто-то должен следить за тем, чтобы ты не затаскивал женщин в кусты!

– Мисс Ратбоун я никуда не тащил. Если на то пошло, это она затащила меня в кусты.

– Хватит вам пререкаться! Вы оба ведете себя как малые дети! – сказал Алекс. Маркус с трудом взял себя в руки. Прежде он не замечал за собой подобных всплесков эмоций.

«Черт, неужели это проклятие подает сигнал? Оно исподволь действует, подводя меня к роковой черте…»

– Мы росли вместе, – промолвил Нейт. – Я считаю Маркуса братом.

«Но братья не должны мешать друг другу жить своей жизнью, какой бы короткой она ни была».

– Понимаю, – кивнул Алекс. – В любом случае даже если предположить существование некого проклятия…

– Оно существует!

Алекс в недоумении покачал головой, но спорить с Нейтом не стал.

– Ты говорил, что снять проклятие можно, женившись по любви, – напомнил он Маркусу.

– Да, говорил, – ответил тот с нескрываемым сарказмом. Каковы шансы встретить на светском рауте девушку из общества, которую он мог бы полюбить всем сердцем? С большой вероятностью он встретит там единорога.

– Так вот, – продолжил Алекс, – найди… Право, это самый неудобный стул, на котором мне приходилось сидеть.

Маркус засмеялся. Степень комфорта замковой мебели – тема более приятная, чем дела сердечные.

– Нисколько в этом не сомневаюсь. Готов поспорить, что эти стулья выбирал мой тот самый недоброй памяти предок.

– Скорее его матушка, – заметил Нейт, сидевший на столь же неудобном предмете мебели. – Семейное предание называет эту женщину исчадием ада. Она всех держала в кулаке, а что касается убранства замка, то ее больше заботило производимое впечатление, чем удобство пользования.

– И ни одна из последующих герцогинь не сочла нужным сменить обстановку? – спросил Алекс и в изумлении обвел взглядом кабинет. Я, конечно, не специалист, но, по-моему, здесь нет ни одного предмета интерьера моложе двухсот лет.

– Пожалуй, ты прав, – кивнул Маркус. Кабинет производил тягостное впечатление, но не настолько тягостное, как сразу по приезде Маркуса в замок. Пока он находился в деревне Эммет (или Данли?), целая армия горничных боролась с паутиной, пылью и прочими напастями. – С того времени, как Изабелла Дорринг прокляла третьего герцога Харта, ни один из нас тут постоянно не жил.

– А тот самый третий герцог? Он тоже не жил здесь после смерти Изабеллы Дорринг?

– Да. – Очевидно, муки совести были знакомы и ему. Никакие муки совести не могли бы вернуть Изабеллу Дорринг и ее так и неродившегося ребенка с того света, но Маркусу все же было легче от мысли, что сердце его согрешившего предка не было каменным.

– Это твоя главная резиденция, ведь так?

– Да, но герцоги и герцогини Харт всегда предпочитали жить в столице. – В столичной суете проще забыть о проклятии, хотя бы на время. Впрочем, герцогиням оно настроения не портило. Отнюдь. Они не могли дождаться, когда их мужья отдадут концы, чтобы в полную силу насладиться богатством и положением, полученным в результате столь удачного брака, не испытывая при этом неудобств, создаваемых присутствием супруга.