— А что бы вы сделали, если бы я не воспользовался мечом или обратил его против вас?

Несмотря на мрачность ситуации, у Фронтиния вырвался смешок:

— Я бы перерезал тебе глотку вот этим.

Он вытащил кинжал, вскинул руку и метнул короткий клинок. Кинжал воткнулся в центр обрезанной ветви, на фут отходящей от ствола дерева на уровне головы; ветвь вылезла на дорогу и была обрублена дорожной командой. Центурион потянулся за кинжалом, продолжая говорить через плечо:

— Он не предназначен для бросков, но если долго тренироваться, многое становится возможным. Как ты, возможно, уже выяснил. А теперь марш!

Они двинулись дальше по прямой дороге и повстречались с патрулем из восьми человек, который возвращался в Холм.

— Продолжай шагать.

Центурион прошел сотню ярдов в обратную сторону вместе с отрядом, внимательно оглядывая форму каждого солдата. Потом повернулся и бросил через плечо командиру отряда:

— Отлично справляешься, юноша, мы еще сделаем из тебя оптиона.

— Спасибо, старший центурион.

Фронтиний легкой трусцой догнал Марка, его дыхание оставалось почти таким же легким. Сменив бег на шаг, он продолжил разговор:

— Моя когорта, меньше тысячи человек, должна поддерживать мир в этом секторе, в пределах примерно пятидесяти миль по обе стороны Вала. Мы — единственный закон этой страны. Мы контролируем два места сходок племен; им разрешено собираться только там и только под наблюдением офицера из нашего подразделения. Они страстно ненавидят нас, тем более что мы принадлежим к их народу, но служим целям империи. В нашем секторе на каждого солдата в крепости приходится пятьдесят местных. Сила, которая уравновешивает недостаток численности, заключается в дисциплине и решительности. Мы господствуем на этой земле, знаем ее секреты и владеем каждым холмом и оврагом. И они это понимают. Понимают, что мы умрем, защищая свое; но сражаясь с нами, они потеряют множество жизней. Да, легионы всего в нескольких днях марша, но нам придется самим встречать любую попытку выбить нас отсюда. Нам и еще примерно десяти тысячам подобных нам, стоящим вдоль границы.

Не сбивая дыхания, старший центурион вел свою речь:

— Мужчины обычно вступают в когорту на четырнадцатое лето, служат в строю большую часть взрослой жизни и большую часть этого времени выполняют скучную или грязную работу, если только не получают шанс стать старшим солдатом, свободным от нарядов, а каждые пару лет их швыряют в несколько часов смерти и ужаса. Некоторые, лучшие солдаты, поднимаются до командира палатки, а если они действительно хороши, то до должности дежурного. Еще меньше становятся оптионами, заместителями центурионов, — теми, кто несет ответственность за строй центурии и командует в бою. Лучшие из них, сильнейшие и храбрейшие, десять из восьми сотен, становятся центурионами. У них есть собственные комнаты, и платят им немало, но дороже всего — привилегия вести свою центурию в бой в гордых традициях тунгрийцев. С чего ты решил, что сможешь соответствовать их идеалу?

Марк помедлил и, взвешивая каждое слово, чтобы его искренность не была принята за отчаяние, ответил:

— Я не могу обещать этого. Но сделаю все возможное для достижения…

Старший мужчина остановился, пытаясь подавить улыбку, и иронически поднял бровь:

— И мы прямо сейчас сделаем тебя центурионом, пока спорный вопрос твоего статуса не позабудется? Интересно, а что потом?

Марк, гневно раздувая ноздри, резко повернулся, заставив Фронтиния невольно напрячься и потянуться к рукояти меча. В бронированную грудь центуриона уперся грязный палец со сломанным ногтем.

— Хватит! На меня охотятся по всей стране, вы и ваш префект допрашиваете меня, будто я преступник, а не безвинный человек, вся семья которого погублена, и многократно подвергаете сомнению мою честь и способности. Либо вы, старший центурион, дадите мне шанс, о котором я прошу, либо перережете мое проклятое горло. Решайте, но прекратите играть со мной!

Юноша, сложив руки на груди, смотрел на офицера. Фронтиний медленно кивнул, неторопливо обошел вокруг Марка и вновь встал перед юношей.

— Ага, гнев в тебе есть, просто нужна искра, чтобы поджечь трут. Тем лучше: не будь в тебе огня, ты мне ни к чему. Хотя если заговоришь со мной таким тоном в присутствии других людей, пеняй на себя… Итак, я решил. Пойду против традиций, нарушу все правила и предложу тебе сделку. Дам тебе должность центуриона, но заметь, с испытательным сроком, и принимать решение о твоей пригодности буду только я. При условии, что получу кое-что нужное. Кое-что, очень нужное моей когорте, и прямо сейчас.

— Вы его приняли?

Эквитий с искренним удивлением посмотрел на старшего центуриона.

— Да. Сейчас он занимается своим снаряжением.

Префект молча улыбнулся.

— Спасибо. Благодаря вам я смог вернуть долг Солемну.

Старший центурион поморщился.

— Посмотрим. Я согласился только дать ему шанс. Всего один, хотя вряд ли он это понял. Взамен я получаю двух центурионов по цене одного. Или, скорее, одного очень хорошего центуриона и труп, который тихо похоронят…

Эквитий вопросительно взглянул на него. В ответ старший центурион мрачно улыбнулся.

— Ну, вы же не думали, что я выпущу из рук прекрасно подготовленного легионного центуриона? Сегодня утром я немного поболтал с Тиберием Руфием, и он сделал мне интересное предложение, особенно с учетом нынешней нехватки опытных командиров. Я решил согласиться на сделку, если удастся отыскать в юном Корве намек на таланты. А честно говоря, такой намек есть. Ваш друг легат получает укрытие для своего сына, а взамен я могу пользоваться его человеком, Руфием, до первого снегопада следующей зимы. По мне, так честный обмен.

Марк не догадывался, чем заплатили за его место в рядах тунгрийцев, пока солдат, посланный проводить его на склады крепости за снаряжением, не открыл юноше их сумеречный мир. Квинт Тиберий Руфий ждал его у длинного деревянного стеллажа, за спиной мужчины громоздилась кипа снаряжения и одежды. Марк на секунду застыл в дверях, привыкая к полумраку и пытаясь справиться с удивлением.

— Квинт, что ты…

Ветеран смущенно улыбнулся, явно разрываясь между радостью от вновь надетой формы и тем, на какие мысли его присутствие может навести друга.

— Я снова получаю соль, парень; принял предложение и получил койку центуриона, на год или даже больше, если дела хорошо пойдут.

Марк сложил два и два, и его лицо внезапно исказилось от гнева.

— Так я получил шанс начать новую жизнь ценой твоей службы? Ну, это не продлится…

Вскинутая рука Руфия призвала его к молчанию.

— Минутку, парень. Эй, ты! Ко мне!

Кладовщик высунулся из-за стойки с копьями и нехотя подошел к прилавку. Руфий одним движением ухватил его за ухо и, прижав голову солдата к полированному годами дереву, подтащил поближе.