Присутствующие были шокированы. Старая графиня время от времени резко отзывалась о поступках и характере своей невестки, но никогда она не была столь уничтожающе откровенна. Сын ее, так и не научившийся подавать голос в семейных делах, послушно подхватил под руку задыхающуюся от рыданий жену, с извиняющимся видом поклонился Алисон и повлек супругу в сторону лестницы. Теодора не могла выдавить из себя ни одного внятного слова, ее губы шевелились, как бывает у выброшенной на берег камбалы, но оттуда вырывались только неясные звуки, не могущие, впрочем, обмануть присутствующих относительно их смысла.

На лице Марка и Алисон отражались неловкость и сожаление, и только Полли, будущая графиня Рэдволл, и Розамонд, графиня бывшая, были вполне удовлетворены посрамлением нынешней обладательницы титула.

– Ну что ж, теперь никто не помешает нам обсудить ситуацию, – пожилая дама направилась в библиотеку, и остальные послушно потянулись за ней.

После того как все расселись вокруг большого стола, купленного бог знает каким по счету графом Рэдволлом, Алисон, понимая необходимость начать откровенный разговор первой, медленно произнесла:

– Полли, есть одно обстоятельство в жизни твоей сестры, о котором мы тебе не рассказали. Она – в силу своей стеснительности, я – потому что не хотела обсуждать эту тему. Виной всему мое молчание, но теперь уже слишком поздно пытаться что-либо исправить, поэтому нам остается только поддержать Дженни и уповать на то, что она скоро утешится.

Движением руки прервав попытки Полли что-либо спросить, Алисон продолжила:

– Потерпи, Полли, я закончила вступление. Секрет Дженни состоит в том, что она уже много лет безответно влюблена в мистера Рэдволла, и тот факт, что он этого действительно не замечал и видел в ней только сестру, не смягчит ее горя. Я буду переносить ее утрату вместе с ней, и, вероятнее всего, нам лучше куда-нибудь уехать на время. Вид вашего счастья помешает ей вернуть душевное равновесие.

Молодые люди были поражены известием – откуда угодно они могли ожидать препятствий, но не со стороны Дженни.

– Бабушка, неужели ты знала об этом? – с мукой в голосе вскричал молодой человек, перед взором которого, вероятно, проносились картины его признаний Дженни в своих многочисленных увлечениях.

– Разумеется, мой дорогой, это мог узнать каждый, кто дал бы себе труд присмотреться повнимательнее к Дженни, когда ты находишься рядом с ней. Возможно, мне следовало раскрыть тебе глаза и спросить о твоих планах, раз этого не хотела делать твоя мать, но я думала, ты сам все поймешь со временем, и только твоя молодость и беспечность пока мешают тебе. Кто же знал, что все так изменится и тебе по сердцу придется Полли…

– О, матушка! Тебе надо было рассказать мне, – от искреннего огорчения лицо Полли враз побледнело и осунулось.

– Разве это что-нибудь изменило бы? – Алисон пристально вглядывалась в глаза дочери, пытаясь понять, насколько сильна ее привязанность к жениху.

– Конечно, нет. – Ей показалось или небольшая заминка в ответе все же была?

На этот вопрос Алисон так и не смогла найти ответа. Обычно искренняя, Полли оказалась весьма сдержанной в описании развития своего романа с Марком Рэдволлом. Молодой человек был более откровенен, но на его суждения она привыкла смотреть с иронией и не принимать его бесконечные влюбленности всерьез.

Однако на сей раз дело дошло до помолвки, и юноша, похоже, был настроен решительно. То, что Полли смогла настолько увлечь его, никак не укладывалось в голове Алисон, и только много позже она осознала простой факт – мужчина обычно ищет жену, походящую на его идеал женщины. Чаще всего это бывает мать, но в данном случае воплощением всех необходимых достоинств являлась бабушка, а Марку вряд ли суждено было встретить еще какую-либо девушку, так напоминающую Розамонд Рэдволл, как Полли.

Сейчас же миссис Браун оставалось признать, что сказанного и сделанного уже не изменить, и надо теперь постараться смягчить удар для Дженни.

– Оставайтесь здесь, я сама попробую переговорить с дочерью. Полли, возможно, тебе не надо пока являться перед ней, а твоему жениху и тем более. Пусть она немного успокоится, и вы поговорите как сестры. Что касается мистера Рэдволла, думаю, ему не стоит показывать Дженни, что он знает о ее привязанности. Хотя бы самолюбие ее не будет страдать от унижения.

Миссис Рэдволл одобрила решение Алисон и предложила ей не откладывать неизбежное:

– Поспешите к ней, моя дорогая. Наши соседи мгновенно разнесут новость на тридцать миль в округе, и гораздо хуже будет, если Дженни узнает обо всем от чужих людей. Она может не сдержать эмоций и потом до конца жизни мучиться от стыда. А с вами, молодые люди, мне есть о чем поговорить.

Алисон почувствовала страх при мысли о миссис Хорсмен или миссис Бродвик, которые могли причинить ее девочке излишнюю боль, и немедленно отправилась домой. Марк же и Полли остались отвечать на вопросы пожилой графини, которая непременно хотела знать, как это им удалось так долго всех обманывать.

– Она что-нибудь съела сегодня? – Задав этот вопрос, миссис Джозефина Грантли положила себе на тарелку еще грудинки.

Почтенная дама, сидящая за обильно накрытым столом в обширном утреннем одеянии, украсила бы собой жанровую сценку одного из великих голландцев. За неимением последних ее большой портрет в стиле Гейнсборо украшал стену столовой, приличествующей формами и убранством для трапез столь важной персоны. Изображение ее покойного мужа Перегрина Грантли, гораздо меньших размеров, приютилось в коридоре между гардеробной и будуаром как единственное в доме напоминание о том, что он существовал в этом мире.

– Она съела пончик, тетушка, – ответила Алисон, стоящая у окна и наблюдающая за вялым мартовским дождем, который настолько же отличался от живительного майского, как сама стройная, подвижная Алисон от внушительной тети Джозефины.

– Этого недостаточно, заставь ее! – скомандовала миссис Грантли, не представляющая себе, как можно ограничиться пончиком в таком важном деле, как завтрак.

– Боюсь, это бесполезно, тетя. Она прибавила после болезни три фунта, и доктор говорит, что этого пока достаточно, мы не должны давить на нее.

– Доктора вообще утверждают, что чем вкуснее еда, тем больше надо от нее отказываться! Дженни и так уже превратилась в мумию, подобную которой недавно выставляли в Британском музее. Моя подруга Роз Корниш затащила меня посмотреть на нее, и я чуть не умерла от отвращения. Что уж тогда говорить о мужчинах, которых по жизни ведет желудок! Ни один из них ни за что не посмотрит на такую худышку!

Сейчас, после двух месяцев проживания под крышей тетушки Джозефины, Алисон отчетливо понимала, на каких устоях держится мир тети и как они повлияли на внешность и привычки Полли. Если в этом случае ничего поделать было уже нельзя, то за Дженни Алисон вполне могла побороться: