На похоронах Вольфгангу все казалось, что это слишком страшно для того, чтобы быть правдой; что мамочка выйдет из своего гроба, улыбнется, потреплет его по затылку.

Но чуда не произошло. На парижском кладбище появился холмик свежей земли…

Потеряв мать, Вольфганг больше всего боялся лишиться и отца. Мысли о том, что Леопольд уйдет вслед за Анной-Марией, сводили его с ума. Поэтому о том, что мама умерла, он сообщил не сразу. Сначала писал о жаре, лихорадке, слабости и бессилии докторов. Подготавливал к тяжелому известию…

Когда же наконец отец узнал печальные новости – стал умолять вернуться в Зальцбург; говорил о том, что выхлопочет место для сына, и будут деньги, и они уж больше не расстанутся. Возвращаться к самодуру-архиепископу Иерониму Колоредо Вольфгангу ужасно не хотелось. Но все-таки он с радостью покидал Париж. Ведь, вернувшись в Зальцбург, можно навестить Алоизию…

Сразу же по приезде войти в дом Веберов он не смог.

Мысли о том, что он увидит любимую, парализовали и лишали речи. От волнения дрожали руки. «Хорош я буду, трясущийся как осиновый лист», – решил Вольфганг, отправляясь обратно в трактир.

Но вот он набрался смелости показаться Алоизии – и едва узнал ее. Милая робкая девушка превратилась в надменную красавицу, ледяную и заносчивую.

– Ты выглядишь как лакей в этом костюме, – холодно кивнув, сказала она Вольфгангу. – Какая мрачная одежда!

– Я схоронил мать, – пробормотал Вольфганг, чувствуя себя совершенно жалким и ничтожным.

– А‑а, соболезную, – она вытянула шейку и посмотрела за окно, на подъехавшую к дому карету. – Все, мне пора! Отец мой скоро будет.

Как будто бы она не понимала, что не дела к отцу привели его в этот дом…

Алоизия удалилась, и сквозь стоящие в глазах слезы Вольфганг увидел, как из кареты вышел богато одетый господин и поцеловал девушке руку.

Тем же вечером Вольфганг нашел прямо на мостовой золотой перстень с крупным чистейшим изумрудом. Он лежал в желобке между двумя камнями, переливался зелеными бликами и, казалось, ждал именно его. Перстень пришелся впору. Вольфганг посмотрел на загадочно мерцающий камень и улыбнулся. Мешающая дышать тяжесть от встречи с Алоизией вдруг отступила. И на сердце стало так легко и спокойно, как будто бы сам Господь Бог заключил его во всепрощающие отцовские объятия…

* * *

Вернулась в гостиницу я ранним утром. В принципе беседа с полицейскими заняла даже меньше времени, чем я предполагала. Потом мне вызвали такси и, кажется, мгновенно забыли о моем существовании.

Оказавшись в отеле, я решила сначала поесть, а уже потом заниматься всем остальным: обдумыванием произошедшего, специальными упражнениями для восстановления энергии, разговорами с Денисом и Леней. Да и выспаться наконец мне бы совсем не помешало.

Нахождение рядом с Грином, нападение и бессонная ночь так меня измотали, что я едва стояла на ногах. И поняла, что мне срочно требуется глюкоза вкупе с быстрыми углеводами; сладкий чай и круассан подойдут.

Я посмотрела на часы, поняла, что ресторан уже открыт для завтрака, и заторопилась к еде.

– Как проходит отдых? А ты в номере-то не ночевала. Молодец, времени даром не теряешь! А что муж – он дома. И еще неизвестно, хорошо ли вы живете, – раздалось за моей спиной, и я мысленно выругалась. – От добра добра не ищут. Значит, не ценит муж такую женщину, как ты…

Вот кого мне меньше всего сейчас хотелось видеть, так это коммуникабельных маман с дитятком.

Я обернулась. Меня действительно догнала Мария. Крупноформатного чада поблизости не наблюдается – и то ладно; один раздражающий фактор лучше двух.

– Моя Катерина спит еще. Вчера за ужином с мужчиной познакомилась, полночи в лобио проболтали, – счастливым голосом поведала Мария.

– И вы решили меня отыскать в ночи, чтобы рассказать об этом знаменательном событии? Или вам просто нравится шпионить за мной – привлекает сам процесс? Или у вас такая обязанность – следить, кто в каком номере ночует?

Мария надула пухлые губки:

– Ну чего сразу шпионить? Я духи твои хотела попросить. Для Катеньки. Они у тебя такие, что прям мужику крышу снесет. А что тут плохого, всем надо жизню свою устраивать! Катюша в разводе, что ей одной маяться?

Вздохнув, я достала из сумочки ключ от номера. И, вручив его женщине, отчеканила:

– Духи в ванной. Берете, поливаете вашу Катеньку – или шмотки Катеньки. Запах очень стойкий, до вечера продержится. Потом идете сюда – с ключом и духами. Вообще это подарок, и он мне дорог. Так что поаккуратнее. Все понятно?

Просияв, она кивнула:

– Понятно, понятно. Спасибочки.

И неожиданно резво для своей комплекции побежала вверх по лестнице.

«Надо поесть побыстрее, – войдя в ресторан, я направилась прямиком к корзинке с булочками. – Сейчас мадам назад притопает. От такой непосредственности и подавиться можно!»

Я быстро проглотила пару круассанов, выпила большую чашку сладкого чая. Потом, уже не торопясь, расправилась с фруктовым салатом и чашкой кофе со сливками.

Мария все не возвращалась.

И тут до меня дошло, что номера ее комнаты я не знаю.

Ну и куда дамочка запропастилась?

Где мне искать свою карточку-ключ?

Конечно же, по закону бутерброда, мне сразу же захотелось всего сразу – в туалет, в душ и спать.

Вздохнув, я потащилась на рецепцию. Где, объяснив в общем и целом сложившуюся совершенно глупую ситуацию, попросила дополнительный ключ. Мне сразу же сделали новую карточку. Я поднялась на лифте на восьмой этаж, где находился мой номер, открыла дверь и закричала.

В коридоре лежала Мария…

Я бросилась на колени и трясущимися руками схватила ее запястье.

– Ну, слава богу! Живая, – выдохнула я, чувствуя, как по лицу расползается идиотская улыбка. А я так люблю эту живую тетку, что просто и описать невозможно!

Она шевельнулась, открыла глаза и застонала.

– Ревнивый у тебя мужик. Наверное, подумал, что ты другого привела. И решил убить вас обоих. В сериале про Фатиму так было.

– Не смотрела, – пробормотала я, чувствуя, как по щекам побежали слезы.

Святая простота, наивная душа. Хорошо, Мария не догоняет, что тут, кажется, начинается совсем другое кино. И мне оно совершенно не нравится…

– Так я за духами, да? – держась за затылок, Мария поднялась и пошла в ванную. – Катеньке моей жизню надо устраивать. Свои духи мы-то взяли. Но твои получше будут…

Я разрыдалась.

Слишком много на меня всего свалилось в последний день, нервы не выдержали.

А тут еще эта тетечка. Чуть по моей вине на тот свет не отправилась, еле оклемалась – а уже бежит дочке помогать.