Весь день на склонах холма шла какая-то сложная игра. Что это была за игра и как распределились в ней игроки, до Люси доходило не вполне. Мистер Игер встретил их вопросительным взглядом. Шарлотта отразила его вопросы светской болтовней. Мистеру Эмерсону, который разыскивал своего сына, сообщили его местонахождение. Мистер Биб, который сохранял заинтересованный нейтралитет, должен был собрать игроков вместе, чтобы ехать домой. Все были смущены, но никто не знал чем. Всем правил бог Пан, но не тот Пан, что был похоронен две тысячи лет назад, а маленький божок Пан, который председательствует на не способных прийти к согласию собраниях и на неудачных пикниках. Мистер Биб всех потерял и вынужден был в одиночестве уничтожить все сладости, привезенные им в качестве сюрприза «чайной корзины». Мисс Лэвиш потеряла мисс Бартлетт, Люси потеряла мистера Игера, мистер Эмерсон потерял Джорджа, мисс Бартлетт потеряла кусок прорезиненной ткани, Фаэтон проиграл игру.

Последний факт отрицать было невозможно. Дрожа, он забрался на козлы, поднял воротник и объявил, что погода скоро испортится.

— Нужно немедленно ехать, — сказал он. — Молодой синьор дойдет пешком.

— Так далеко? Но до города несколько часов ходу.

— Именно так. Я сказал ему, что это глупо.

Фаэтон никому не хотел смотреть в лицо. Вероятно, поражение для него было особенно унизительным. Он один вел искусную игру, полагаясь на свой инстинкт, в то время как все прочие смогли использовать только жалкие крохи своего интеллекта. Он единственный догадался, как обстоят дела и как они должны складываться. Только он понял смысл сообщения, которое Люси пять дней назад прочитала по губам умирающего человека. Персефона, которая полжизни проводит в царстве Плутона, тоже могла бы его понять. Но не эти англичане. Они приобретают знания слишком медленно и, наверное, слишком поздно.

Мысли возницы, какими бы они верными ни были, редко принимаются во внимание теми, кто его нанял. Фаэтон был самым знающим противником мисс Бартлетт, но одновременно и самым безопасным. Как только они вернутся в город, и сам он, и его знание, и его мысли уже не будут беспокоить английских леди. Конечно, все произошло хуже некуда: она видела его черноволосую голову в кустах; из того, что он видел, он может сплести историю, которую будет рассказывать в каждой таверне. Но в конце-то концов, таверны нам не так опасны. Действительная угроза исходит из гостиных. Именно о тех, кто сидит в гостиных, думала мисс Бартлетт, когда экипаж вез ее вниз с холмов навстречу заходящему солнцу. Люси сидела рядом с ней; напротив, пытаясь поймать ее взгляд, устроился мистер Игер, которого мучили смутные подозрения. Говорили они об Алессио Бальдовинетти.

Темнота и дождь навалились одновременно. Дамы жались друг к дружке под зонтиком, который никак не мог их спасти. Сверкнула молния, и ехавшая в первом экипаже мисс Лэвиш, нервная особа, издала испуганный вопль. Вновь полыхнула молния, и на этот раз испугалась Люси. Мистер Игер заговорил с ней на своем профессиональном языке.

— Побольше отваги, мисс Ханичёрч! Отваги и веры. По правде говоря, в этом страхе перед стихиями есть нечто святотатственное. Неужели мы верим в то, что все эти тучи, вся эта гигантская игра небесного электричества были вызваны к жизни только для того, чтобы уничтожить вас и меня?

— Нет… конечно.

— Даже с научной точки зрения, — продолжал мистер Игер, — вероятность того, что нас ударит молнией, крайне невелика. Стальные ножи, единственные предметы, способные привлечь небесное электричество, находятся в другом экипаже. В любом случае мы в большей безопасности, чем если бы мы шли пешком. Итак, отвага! Отвага и вера!

Под пологом экипажа Люси почувствовала дружеское пожатие руки. Кузина! Временами нам так нужен жест дружбы и понимания, что мы не задумываемся, что он означает и сколько нам придется заплатить впоследствии за это проявление участия. Мисс Бартлетт этим мгновенным мускульным усилием обрела гораздо больше, чем получила бы в результате многих часов, проведенных за молитвой или за допросом с пристрастием.

Она вновь прибегла к этому средству, когда на полпути до Флоренции экипажи остановились.

— Мистер Игер! — раздался голос мистера Биба. — Нам нужна ваша помощь. Не переведете ли для нас с итальянского?

— Где Джордж? — крикнул мистер Эмерсон. — Спросите своего кучера, каким путем пошел Джордж. Мальчик может заблудиться. Его может убить молнией.

— Идите, мистер Игер, — проговорила мисс Бартлетт. — Только не спрашивайте ни о чем нашего кучера. Он нам не поможет. Пойдите и поддержите бедного мистера Биба — Эмерсон сейчас сойдет с ума.

— Его может убить! — кричал старший Эмерсон. — Молнией может убить!

— Обычный случай, — проговорил капеллан, покидая экипаж. — Перед лицом реальной опасности такие люди, как правило, ломаются.

— Что он знает? — шепотом спросила Люси, как только они остались одни. — Шарлотта, что знает мистер Игер?

— Ничего, дорогая. Он не знает ничего. Но, — и она показала на возницу, — этот знает все. Дорогая, не нужно ли?.. Я сделаю это, ладно?

Мисс Бартлетт достала кошелек.

— Как это ужасно — вступать в отношения с людьми из низшего класса, — сказала она. — Но он все видел.

Похлопав Фаэтона по спине путеводителем, она протянула ему франк и сказала:

— Silenzio!

Молчать так молчать.

— Va bene, — ответил он и взял монету. Надо же было как-то завершать рабочий день. Но Люси, смертное существо, разочаровалась в боге.

Вдруг впереди, на дороге, раздался ужасный грохот. Буря ударила в провода трамвайной линии, и одна из опор упала. Если бы экипажи не остановились, удар пришелся бы прямо на них. Путешественники восприняли это, как чудесное спасение, и потоки любви и искренности, способные каждый час жизни сделать плодотворным, полились рекой. Они спустились на землю, они обнимали друг друга. Оказывается, прощать — не меньшее удовольствие, чем быть прощенным. И что может быть прекраснее добра и милосердия?!

Путешественники постарше пришли в себя быстрее, чем молодежь. Даже переживая пик эмоций, они понимали, что такое поведение не вполне достойно воспитанного человека. Мисс Лэвиш внимательно рассмотрела дорогу и пришла к выводу, что опора все равно не упала бы на них, даже если бы они продолжали движение. Мистер Игер произнес беглую молитву. Возницы же, невзирая на грязь и ухабы дороги, изливали свои души дриадам и местным святым. Люси изливала свою душу кузине.

— О милая Шарлотта, поцелуй меня! Еще раз! Только ты можешь меня понять. Ты предупреждала, чтобы я была осторожнее. И я… я думала, что у меня получается.

— Не плачь, дорогая. Всему свое время.

— Я была упрямая и глупая — гораздо хуже, чем ты думаешь. Один раз, возле реки… О, а гроза его не убьет? Не убьет?

Эта мысль пробудила в ней раскаяние. Дело обстояло таким образом, что буря сильнее всего свирепствовала именно над дорогой, по которой они ехали, но, поскольку Люси этого не знала, она думала, что опасности подвергаются не только они, но и вся округа.