от животного удалось только через полчаса. Сначала мы его кормили, потом причесывали. Затем играли. Детский сад — штаны на лямке.

Выехали только в обед и сразу:

— Андрей! — Лиза обеспокоенно обернулась: — За нами постоянно едет эта серая Волга.

Я тоже глянул назад. Да, знакомые ребята. Уже второй день меня пасли “бурильщики”. Причем аккуратно — из дома в институт или на подстанцию. Потом обратно. Ночью не дежурили — под окнами никто не маячил.

— Моя охрана, — отмахнулся я. — Это временно. Не обращай внимания.

— У тебя есть охрана?! — Лиза чуть не ударила по тормозам.

— Смотри на дорогу! Видишь, какая каша на асфальте…

— Смотрю. Но откуда?

— Следователь выделил. Я теперь особо важный свидетель.

— Ты?

— Я. Тот убитый… он короче оказался майором КГБ. Вот такие дела.

Дальше я всю дорогу пытался отвечать на тысячу вопросов Шишкиной. Под конец уже даже хотел выпрыгнуть из машины — черт с ними с лыжами. Хорошо, что сообразил переключить девушку на отца.

— Как там папа? Отписался по той операции?

Конец злоключений Шишкина-старшего я уже выслушивал в ГУМе. Мы встали Ветошном переулке, завернули за угол ГУМа. Вход в 200-ю секцию находился прямо на Красной площади, напротив Мавзолея с мумией вождя. Было даже забавно, что каждый день Ильич взирал из своего саркофага на вопиющую дискриминацию рабочих и крестьян. Пролетарии и не подозревали, что в главном магазине страны есть тайная райская комната всеобщего изобилия, в которой уже построили коммунизм для избранных.

Специальный милиционер на входе проверил наши пропуска, сверился с паспортами. И мы вошли в Эльдорадо! Стеллажи с иностранными костюмами и платьями, витрины с зарубежной техникой, ювелирка… Чего тут только не было.

Все горнолыжное, разумеется, тоже присутствовало. Сначала примерили ботинки «Alpina». Потом уже под них выбрали крепления и лыжи с палками. Немецкой фирмы «K2». Минус четыреста рублей. Американских шлемов не было — были шведские. Взяли две штуки. А еще швейцарские горнолыжные брюки и куртки. Уже минус тысяча. Деньги Бэллы стремительно таяли, а глазы Шишкиной все больше и больше разгорались. Она была в 200-й секции первый раз и ассортимент ее поразил.

Горнолыжные маски нужны? Разумеется. А как насчет перчаток? И их возьмем. Я вовремя успел притормозить Лизин шопоголизм: — Душа моя, деньги кончаются!

— Но на шторы то хватит?

Я прошелся по магазину, посмотрел цены. Да… тут точно коммунизм для отдельно взятой страны. Джинсы Левайс, которые у фарцы стоили 300 рублей, здесь продавались за 60! Ондатровые шапки — 40 рублей, в то время как их цена на черном рынке была все 250. Чего уж удивляться, что никто, вот вообще никто, не вышел в 91-м за ГКЧП.

Что мне нужно… так это телик. Я приценился к Филипсам. Триста рублей. Видик еще 400!

Вытащив тайком похудевшую пачку, я пересчитал купюры. Оставалось восемьсот рублей. А мне еще хотелось приобрести себе костюм — в секции были и Андерсоны и Бриони.

— А я вас знаю? Знакомое лицо!

Сзади раздался хриплый женский голос.

Я обернулся и обомлел. Позади меня с блестящей крокодиловой сумкой в руках стояла… Брежнева! Перепутать невозможно — круглое, отекшее лицо, густые отцовские брови. На голове — какая-то сложная, высокая прическа.

— Ты же в Большом солист? Фадеечев? Имя забыла.

— Нет, я солист на седьмой подстанции скорой помощи. Арии инфарктникам, либретто для инсультников…

— Так ты врач?

— Фельдшер.

— И как простой фельдшер оказался в 200-й секции?

— Сами должны понимать, — я наклонился к Брежневой, ощутил запах ее парижских духов. — Спас жизнь члену Политбюро.

— Ты? Врешь поди. Но красиво. Да и сам красавчик.

Я оглянулся. Лиза бродила в секции текстиля, а к нам направлялась дородная женщина вся увешанная бижутерией.

— Галина Леонидовна, что же не предупредили… Я бы велела привезти тот костюм от Диора, что вам понравился прошлый раз.

— Подожди, Наташа, — Брежнева отмахнулась. — Как тебя зовут?

— Андрей Панов.

— Вот что Панов… — Галина Леонидовна задумалась. — Если ты и правда, работаешь на скорой. Дай ка мне свой телефон. Будет для тебя работка.

— А вы простите, кто? — я сделал наивные глаза.

— Ты что, не узнаешь Галину Леонидовну? — к моему уху склонилась продавщица.

— Наташа, иди погуляй пока! — Брежнева в приказном тоне отправила прочь женщину, взяла меня под руку. — Бывают… совсем не часто, но иногда… Такие ситуации, когда нужно помочь человеку, а к официальным врачам обращаться нельзя. Улавливаешь?

— Я наркотики вытаскивать вам с подстанции не буду. За такое мигом срок дадут.

— Ни боже мой! — замахала сумочкой Галина Леонидовна. — Просто бывает, что моим друзьям или знакомым становится плохо.

— Пусть звонят 03.

— Нельзя! В том то и дело. Ну вот был у нас случай — один замминистра перебрал на вечеринке, уединился с дамой… ну которая ему не жена. Улавливаешь?

— Допустим.

— Стало ему плохо, позвонили 03. Приехали врачи из ЦКБ, а они кстати, обязаны обо всем докладывать Чазову… Растрепали в итоге всем про любовницу. Даже до папы дошло. Скандал!

Это она не про братика своего часом? Кажется, Юра Брежнев как-раз работает замом министра внешней торговли.

— А уж я для тебя, — Брежнева вытащила из сумки несколько сторублевок, не считая засунула мне в карман пиджака, — не поскуплюсь.

— Вы готовы вот так первому встречному… — дальше я затруднился сформулировать. Ситуация была странная.

— Андрюша, в 200-й секции случайных людей не бывает, — Галина Леонидовна выдала улыбку умудренной жизнью женщины. — Да и узнала я тебя. В газете фотографию видела. Это же ты спасал тех людей в Москва-реке?

Я кивнул.

— Диктуй номер.

— У меня дома телефон еще не поставили, — решился я. Иметь в друзьях Брежневу во время бойни между Андроповым и Щелоковым — это дорого стоит. Авось пригодится — Запишите номер друга. Его зовут Давид, он меня если надо — разыщет.

Придется “абхазскому князю” поработать на меня диспетчером.

* * *

— А ты говорил, денег нет!

Шишкина ткнула в грудь ноготком, скинула горностаевую шубку мне на руки. Я положил одежду на коробки с телевизором и видеомагнитофоном, занес упаковки со шторами, сумки с одеждой и обувью. Все горнолыжное мы оставили в машине Лизы — в дом я перетаскал технику и