— Рвани рубаху на груди, покажи, что ты за честь школы готов в тюрьму сесть, — предложил Воронов. — Иван прав: головой о стену биться не надо, не тот случай.

— Если кулаками правды не добиться, то надо искать другой выход, — не унимался Рогов.

— О какой правде ты говоришь? — разозлился Никифоров. — Правда в том, что он не хочет жениться на якутке? А вы-то здесь при чем? Какого черта вы бытовуху превращаете в межнациональный конфликт?

— Стоп, Ваня! — пресек назревающий спор Воронов. — Не мы инициаторы. Давайте не будем горячиться и выясним позиции сторон. Ты можешь узнать, что якуты хотят, кроме силового выяснения отношений? Если у них есть требования к Бичу, то я предлагаю их мирно обсудить и прийти к решению, которое всех устроит. Как я понимаю, в этой истории воду мутит родственник якутки по фамилии Алексеев? Что он за человек и почему так активно вмешивается в ее жизнь? Может, это его ребенок и он свои проделки хочет спихнуть на Бича?

— Инициатор разборок с Бичом — Алексеев, а что насчет его отцовства, так тут все просто: выйдет якутка из роддома, и по младенцу станет понятно, есть в нем тувинская кровь или нет.

— О господи! Вот ведь Средневековье! — простонал Рогов.

— Да погоди ты! — раздраженно перебил его Воронов. — Иван, ты можешь с Алексеевым поговорить и объяснить, что женитьба ничего не решит?

— Напрямую я с ним говорить не буду, но у меня есть земляк, который в хороших отношениях и с Алексеевым, и с его приятелями. Давайте не будем пороть горячку. Время еще есть. К Новому году видно будет.

После ухода Никифорова Воронов сказал:

— У меня огромное желание плюнуть на всю эту историю и предоставить Бичу самому решать свои проблемы.

— Нельзя товарища в беде бросать! Русский он или тувинец — разницы нет. В одной общаге живем, один хлеб в столовой едим. Он — мент, и мы — менты. Мы все повязаны ментовским братством, и нарушать его законы — это самое последнее дело.

— Не в братстве дело! Никифоров прав. Какого черта бытовой конфликт выводить на межнациональный уровень?

— Ворон, а что, если мы сформируем межнациональную команду?

— Вряд ли наши буряты захотят в это дело вмешиваться, для них Бич не авторитет. Касим, Юсиф и Ашот отпадают. Они скажут: «Мы уже старые, чтобы кулаками на пустыре махать». Кто остается? Татарин Мустафин. Он пойдет, только ему с физиономией «не повезло» — его от русского не отличить. Рог, этот конфликт надо миром улаживать.

По вечерам Биче-Оол, чувствующий себя виноватым перед Роговым, стал засиживаться у него в комнате. Попивая крепко заваренный чай, он рассказывал о Туве.

— Вы знаете, что главным полководцем Чингисхана был тувинец Субэдэй? Он для Чингисхана и его сына Угэдэя завоевал полмира и ни одной битвы не проиграл. Субэдэй — величайший полководец в истории. Александр Македонский по сравнению с ним — мелкий шалопай, прославившийся тем, что ограбил соседний курятник.

— Мели, Емеля, твоя неделя! — разрешил Рогов.

— Не верите? — обиделся Биче-Оол. — Сходите в библиотеку и сами убедитесь, что более талантливого стратега в истории не было.

Как-то Рогов спросил:

— Бич, почему тебя зовут Андрей, а твоего отца — Майодыр-Оол?

— Потому что он — дикарь, а я — цивилизованный человек.

— Чего?! — вытаращили глаза русские одногруппники.

— Отец родился в тайге, в горной местности, в школу не ходил, читать и писать научился уже в зрелом возрасте. Я родился в Кызыле. Отец, чтобы показать, что его сын далеко пойдет, дал мне русское имя. Сам-то он — охотник, мастер соболей добывать. Может отличную шапку сшить, валенки свалять, знает переходы через границу, но в городе не прижился и вскоре после моего рождения уехал назад. С матерью моей они не в разводе, просто живут на два дома. Мать — с бабушкой, а отец — со всей остальной родней, в горах. Отец, когда приезжает в Кызыл, всегда подарки привозит: шкурки соболей, вяленое мясо, кедровые орехи, мед. Деньжат иногда подкидывает. Этим летом он выпил и говорит родственникам: «Поверьте на слово, Андрей станет министром внутренних дел Тувы!» Родственникам наплевать, кем я буду. Они в горах живут по своим законам, как во времена Чингисхана и Субэдэя. Для них что министр внутренних дел, что председатель колхоза — все едино. Начальник, большой человек, грамотный, но не авторитет, с ламой не сравнить. Тувинцы вообще народ пассивный, мало чем интересующийся. Живут сами по себе, чтут законы и обычаи предков, с сильными соседями в спор не вступают. Мне рассказывали: когда из Москвы приехал Микоян и сказал, что Тува больше не будет самостоятельным государством, то все плечами пожали: «Как скажешь!» — и продолжили своими делами заниматься. Для нас-то ничего не изменилось, мы как жили по-своему, так и продолжили жить. Потом, или еще раньше, до присоединения, приехало начальство из Москвы и распорядилось закрыть все буддистские храмы. Храмы закрыли, но народ как верил ламе, так и продолжал верить. Лама у нас — самый главный человек. В горах министр внутренних дел по сравнению с местным ламой — никто, далекий начальник, который ничего не решает.

— Тувинцы кто по вероисповеданию? Буддисты? — спросил Воронов.

— У нас лама главный.

— То есть вы ламаисты?

— Сам ты ламаист! — обиделся на незнакомое слово Биче-Оол. — Лама — это лама, святой человек. К нему все идут за советом или лечиться. Когда лама проходит мимо, надо голову склонить и на него не смотреть, а то удачи не будет.

— Час от часу не легче! — воскликнул Рогов. — У ламы нимба над головой нет?

— Зря ты так! — с сожалением сказал Биче-Оол. — В 1940-е годы по указанию Москвы у нас стали лам арестовывать и в лагеря отправлять. Тут же по всей республике начался падеж скота. Стали искать виновных, вызвали специалистов со всей страны, но так ничего и не нашли. Выпустили несколько лам из заключения, и падеж прекратился. Разве это не говорит о святости лам? Ты знаешь, через что надо пройти, чтобы стать ламой? В ламы готовятся с семи лет, а деньги на обучение собирают с самого рождения.

— За учебу платить надо? — удивился Воронов. — Где на ламу учат?

— В Тибете.

— В Китае? — еще больше удивился Виктор. — Как же ученики туда попадают? По межгосударственному обмену?

Биче-Оол тяжело вздохнул, поражаясь дремучему невежеству русских одногруппников, и объяснил, кто такой лама и как он проходит обучение.

— Как только мальчику исполнится год, его приносят к ламе. Лама читает молитвы и говорит, годится ребенок для дальнейшего обучения или