— Вызовите «скорую», пожалуйста, — прокричала Настя.

— Нечего ходить по чужим подъездам, — раздалось из-за закрытых дверей.

«Ну хоть милицию вызовет? — подумала Настя. — Сволочи!!! Каменные души, твари бессердечные. Как я вас всех ненавижу!»

После все столь же безрезультативного звонка в четвертую дверь Настя сменила тактику. Она вытащила мальчика на проспект и, распахнув двери ближайшей кафешки, во всю глотку заорала:

— Вызовите «скорую». Мой сын под машину попал. Он умирает. По-мо-ги-те! Пожалуйста, скорую.

У стойки кто-то уже суетился, набирая «03».

— Прости меня, Ванечка, — прошептала Настя.

— Уходи, — слабым голосом сказал мальчик.

— Что там с женщиной? — загудели голоса. — Матери плохо стало?

— Нет, сыну.

«Скорая», слава богу, не заставила себя долго ждать.

— Вот мое удостоверение, медицинский полис, — совала Настя врачу документы. — Это мой крестный сын, он из другого города. Возьмите деньги. Вот еще. Да, я с вами поеду.

В приемном покое больницы Настя попыталась оформить Ванино лечение на себя.

— Нельзя, хорошо. Тогда на платной основе. Я журналистка, я буду писать, если вы сейчас же не примете меры. Мальчику срочно нужна помощь. Вы же клятву давали… — кричала Настя, подбирая аргументы один за другим. — А если бы ваш сын… У вас дети есть?..

«Скоты… Хорошо, что хоть за деньги взяли…» — думала Прокофьева, выбегая из приемного покоя Филатовской больницы, где осталась вся ее наличность.

— Да она ему не мать. По документам видно. А где она, кстати, псевдомамаша-то? — донеслись до нее голоса от регистратуры. Настя бросила взгляд в открытые настежь двери. На улице, возле центрального входа больницы, стояла машина доблестной милиции…

Майор Якименко уже намаялся бегать за Прокофьевой. Из участка Невского РОВД сообщили, что некая девица ломилась с ребенком на руках в квартиры жильцов на Невском проспекте. Она же устроила скандал сначала в кафе, а потом в больнице. По приметам на Прокофьеву она не очень-то и походила. Но тут из больницы сообщили, что именно гражданка Прокофьева А. Г. пыталась оформить лечение мальчика по своему полису. Якименко помчался в больницу. Мальчик был на операции. Он потерял много крови.

— Ладно, Осипов, — обратился Якименко к своему помощнику, лейтенанту Алексею Осипову. — Останься здесь. Допросишь мальчика, когда придет в себя. А мне здесь делать, похоже, сегодня нечего. Выполняй.

— Так точно, товарищ майор, — отозвался лейтенант Осипов. — Только этот ничего не скажет.

— Откуда ты знаешь?

— Судя по всему, из беспризорников он. Такие обычно не шестерят.

— Все равно допроси. А я на квартиру Прокофьевой наряд вышлю. Может, там появится. Что же с ней происходит?

Последнее время Якименко неустанно думал об этой журналистке. То у нее в доме проститутку убивают. То она сама убивает киллера, за которым половина сотрудников милиции города Санкт-Петербурга охотилась. То по ходу ее же, по описаниям свидетелей, видят вместе с вором в законе Савелием Рыжовым, труп которого чуть ли не тотчас обнаруживают вдали от города. А главное, в ее квартире, в том самом ноутбуке, который остался лежать на полу, находят фотографию загримированного под Хемингуэя коллекционера Льва Штайнера.

— Кто она вообще такая, эта Прокофьева? И что ее связывает со всеми этими людьми? Носок — человек Полкана, криминального авторитета, держащего полгорода. Если Полкан натравил на Прокофьеву Вову Носка, давшего маху с проституткой, то что такого нехорошего она сделала ему, эта Настя, которая любит спорить о Достоевском?

Вернувшись к себе в кабинет, Якименко приказал принести ему бумаги, найденные в квартире Прокофьевой.

— Этот стих вроде ничего — про судьбу… Хотя где их поймешь, эту молодежь современную, — водя пальцем по разбегающимся строчкам Настиного блокнота, Геннадий Сергеевич, спотыкаясь на некоторых словах, написанных корявым Настиным почерком, медленно прочитал:

— Да, — пробубнил себе под нос уставший за день Якименко. — Философия, однако.

Он снова подумал об убийстве Рыжова. Нет, там видна рука профессионала. Это не она. Тогда чего скрывается? Замочила в состоянии аффекта киллера-садиста, так туда ему и дорога. Все списали бы на психологическое состояние. Уж это она должна знать, специалистка по криминальным репортажам.

— Алло, — майор поднял трубку зазвонившего телефона. — Осипов, ну что? Спит после операции? Ладно. Поставь охрану и можешь быть свободен.

— Судьба вершит свой суд устало… Тоже мне — фаталистка, — снова буркнул себе под нос Якименко. — Скорей бы уже на пенсию. С женой помидоры на даче сажать, огурцы солить и рыбу на речке ловить. И никаких убийств, и никакой философии.

До пенсии майору оставалось полтора года. И он не собирался ни дня лишнего оставаться на этой работе, которая вымотала из него всю душу. Тем более, что и жалованье на ней было мизерным по сравнению с современными российскими зарплатами.

— Гоняйся целыми днями за какой-то швалью, разгребай навоз. Что за работа. И тут еще эта журналистка со своей философской системой. А может, она и права, пустое все. Одна гонка за пустотой, — вновь перелистал Настин блокнотик майор. Снова зазвонил телефон. Это уже была жена Геннадия Сергеевича.

— Да, скоро буду. Уже выхожу, — ответил он в трубку. И подумал, что, слава богу, до пенсии осталось уже не долго. И тогда все, только его здесь и видели. В милицию ни ногой.

Как Прокофьевой удалось ускользнуть от милиции, она и сама едва ли сумела бы объяснить. Пожалуй, ей просто повезло. Увидев на улице милицейский «воронок» у выхода из больницы, она тут же шмыгнула к лифту. Нажала на кнопку. И, оказавшись внутри, поднялась наверх, до самого верхнего этажа. Там, забравшись на крышу, она обнаружила пожарную лестницу, по которой и спустилась незамеченной. Пока менты разбирались, в больнице она или нет, от нее уже и след простыл.