– «Надир», «Надир», система под прицелом! Немедленно определитесь с параметрами целей и переместитесь в охранный ордер «Парацельса»!

Госпиталь мгновенно развернул все свои орудийные системы и приготовился пятиться, прячась за недалекую от него громадину последней, внешней планеты. «Надир» тем временем неистово – иначе не скажешь – шарил миллионами своих щупалец, пытаясь отыскать скрытого где-то рядом противника. К тому моменту, когда последний комендор «Парацельса» занял свой боевой пост, с «Надира» передали, что система пуста.

Абсолютно.

– У второй планеты болтается пара спутников. Еще один, по-моему, давно брошенный, у третьей. И все. Больше нет ничего.

– Тогда кто мог стрелять? – резонно поинтересовался Даль, уже распорядившийся, чтобы ему в рубку немедленно принесли коньяк и шоколад.

– Вальтер, вы подумайте сами: из чего нужно было палить, чтобы в одну секунду аннигилировать линкор?

Даль нервно потер рукой лоб.

– Да, да, Ник, вы правы, я такого не припомню. Но… тогда что же это?

– Мой главный инженер считает, что взорвался тот чужак, которого они приняли на борт. Хотя, конечно, это тоже очень странно. Что там могло так грохнуть?

– У меня было такое ощущение, словно он напоролся на пороговую стену из антимата. Как будто влетел в черную звезду…

– Здесь нет никаких черных звезд, Вальтер. Гравитация… в конце концов, «чернуха» всегда здорово сворачивает пространство, и мы почуствовали бы это на очень большой дистанции.

– Разумеется, я и сам понимаю, что порю чушь. Но все же, что же там могло сработать? Откуда на этой дешевой рухляди мог взяться антимат?

– Наверное, Вальтер, мы этого уже никогда не узнаем. Вы предлагаете созвать совещание?

– Я думаю, Ник, для этого нам не обязательно слетаться. Мы можем поговорить и так.

– Вы старший, Вальтер.

– Вы снова правы, Ник, хотя я предпочел бы, чтобы все было наоборот.

– Увольте, полковник. Вы гораздо опытнее меня. Решение принимать вам.

– Я считаю, что «Парацельса» все равно нужно сажать. У меня здорово потекли обводы, несколько отсеков полностью разгерметизированы, один из двигателей еле дышет. В пространстве мои парни с таким ремонтом не справятся, об этом нечего и думать. Я думаю, что мы сделаем витков пять, внимательно присмотримся, что там внизу творится, и потом уже будем принимать окончательное решение. Вряд ли по нам шарахнут с поверхности, как вы считаете?

– Я согласен. Значит, вы хотите оставить меня на орбите в охранении?

– Вы же сами понимаете, что мое ведро можно спрятать только на поверхности. В конце концов, я могу уйти в океан или принять какие-то меры по маскировке. На орбите я обречен. А вы сможете отремонтироваться и там.

– Хорошо. И все же я предлагаю начинать заход по боевой тревоге. Это будет разумно.

Даль согласился. Коньяк несколько взбодрил его, и он приказал штурманам пересчитывать курсы захода. Через несколько минут «Парацельс» лег в эволюционный разгон.

Шестьдесят два часа спустя громоздкая туша летающего госпиталя вышла на орбиту второй планеты системы.

Огоновский и Харпер, совершенно озверевшие от долгого пребывания в тесной «банке» своего поста, несколько взбодрились.

– Ну, давайте посмотрим, что у нас там, – зевая, предложил Андрей. – Включайте оптику, Сол. Я люблю новые впечатления.

– Интересно, – проворчал Харпер, – когда они нас наконец снимут отсюда? Трое суток, считай, тут сидим, скоро гальюн местный забьется на хрен. И дернул же Даля черт гнать корабль через вся систему в готовности один!

– Знать бы, что там случилось с «Саксом», – вздохнул Огоновский. – Даль, кстати, прав: а вдруг его и в самом деле атаковали?

Харпер скептически фыркнул.

– Пока вы дрыхли, я поговорил с третьим навигатором, он мой давний кореш. Аннигилировался «Сакс». Сам аннигилировался, своим, так сказать, ходом. Такое ощущение, что взорвалось то ведро, что они взяли на борт. Вот только чему там было взрываться, да еще и так, чтобы испепелить целый линкор? Боюсь, правда, что этого мы уже никогда не узнаем.

– Н-да-а уж…

Огоновский со стоном потянулся и перевел свое кресло в рабочее положение.

– Будем надеяться, что шарик у нас по левому борту, – сказал он Харперу, опуская на лицо обзорно-прицельную маску.

С левого борта был виден не весь диск планеты, а только край, да к тому же еще и ночная сторона. Но и там было немало интересного.

– Ого, – восхитился Харпер, настраивая оптику, – да это, кажется, города!

До поверхности было не более тысячи километров. Ближе приближаться было нежелательно, так как немаленькая туша «Парацельса» могла повлиять на океаны и атмосферные возмущения вплоть до возникновения солидного урагана. При быстром спуске этого можно было избежать работой гравитационных компенсаторов корабля, но низкие орбиты были противопоказаны ему по определению.

Огоновский с восхищением окинул взглядом темный серп, на котором яркими созвездиями светились несколько городов – в основном на побережье огромного, слабо поблескивавшего в лунном свете океана. Луна у планеты была одна, довольно большая, и даже наделенная собственной, очень разреженной атмосферой. Впрочем, спутник никого не интересовал. Взгляды десятков людей на борту летающего госпиталя были прикованы к поверхности незнакомой планеты.

Пилоты «Парацельса» модифицировали орбиту, и бледный диск планеты неожиданно открылся Андрею целиком: корабль вышел на дневную сторону. По короткой дрожи моторов он понял, что командир решил занять геосинхронную позицию и внимательнее оглядеть сверкающий мир, висевший под ними.

– Ух-х ты… – протянул Харпер, пристукнув от восторга по подлокотнику, – вот здорово!

Огоновский молчал. Бледно-голубая, богатая океанами и, разумеется, жизнью, планета была еще очень молода, разительно отличаясь от привычного ему призрачно-седого Оксдэма, расцвет которого миновал миллиарды лет назад. Там тоже жили люди – но здесь, конечно, жить было несравненно лучше.

Андрей отчетливо видел цепочку довольно крупных городов, выстроенных в основном вдоль ломаных линий побережья или же среди бирюзы плодородных низин. Здесь были очень высокие горы: майор готов был поклясться, что северное полушарие нередко страдает от активной вулканической деятельности. Там, среди бурого царства безграничных лесов, рвались в небо снежные клыки величественных горных цепей. В целом этот мир выглядел так, словно его колонизировали совсем недавно и еще не успели изгадить. Это было довольно странно, учитывая то, что люди жили здесь без малого восемь тысячелетий. Андрей видел довольно мало посевных площадей, ему практически не попадались характерные проплешины вырубленных лесов или мрачные пятна высохших морей.

– Здесь совсем немного народу, – задумчиво сказал он. – Интересно, почему так? Следов большой войны тоже не видно…