СТИНГ: В молодости мне ничего не приносили на блюдечке. Я хотел быть музыкантом с раннего детства, но не мог представить, как добьюсь этого. Я каждый день репетировал, потом закончил школу, стал школьным учителем, работал в офисе, сменил много разных занятий. И всегда думал о том, как стать музыкантом. Потом решился отправиться в Лондон — без денег, голодал несколько лет, и в какой-то момент наконец представилась возможность. Я никогда не жалел о том времени, потому что это расширило рамки моего восприятия. Добившись успеха сразу, я не смог бы оценить, насколько счастлив сейчас. Время было очень удачное. Известность пришла ко мне в двадцать восемь лет. Это хорошо. У меня были работа, пенсионные накопления, семья, я голосовал, платил налоги. То есть я был взрослый…

В. ПОЗНЕР: Сардор Акабиров задает вопрос. Насколько ему известно, вы считаетесь сторонником легализации употребления марихуаны. По вашему мнению, то, что происходит сейчас, когда она под запретом, скорее ухудшает ситуацию, а не улучшает? Почему вы считаете, что легализация наркотиков, особенно марихуаны — это хорошо?

СТИНГ: Я сказал бы иначе: не легализация, а декриминализация, причем не только марихуаны, а наркотиков в целом. Это нечто другое. Делать кого-то преступником за то, что он покурил травы, — вредно для общества, для этого человека, для его семьи. Есть проблемы, связанные с наркотиками, — я отнюдь их не приуменьшаю. Но полагаю, что эти проблемы усиливаются и могут углубиться в результате их криминализации. Наши тюрьмы полны людьми, которые всего лишь покурили наркотики, — это неправильно. Во всяком случае, полиция, призванная бороться с наркотиками, тратит время, ресурсы — финансовые и человеческие, пытаясь помешать людям заниматься этим. Но они же занимаются, никто не добился отказа от наркотиков. Нам нужно трудиться над реальной проблемой. И упор делать на просвещение, объяснять людям, как влияют на них наркотики. Я не защищаю наркотики, а говорю лишь о необходимости нового подхода, потому что старый не работает.

В. ПОЗНЕР: Олег Петров: «Какую музыку вы слушаете? Кто ваши любимые музыканты? И вообще, слушает ли Стинг Стинга?»

СТИНГ: Нет, я никогда не слушаю Стинга — я слушаю музыку, чтобы чему-то научиться. Это совсем не отдых для меня — слушать музыку. Я вынужден анализировать все, что слышу. То есть я не лежу на диване, растворяясь в музыке. Я сижу и думаю: «Так, здесь он сыграл в миноре, здесь бемоль». Это работа.

В. ПОЗНЕР: Ренат Баяков спрашивает: «Когда вы пишете музыку, думаете ли вы о коммерции, о коммерческом успехе? Например, новый альбом «Symphonicities» основан на классической музыке и не рассчитан на широкую аудиторию. Так?» То есть не нацелен на коммерческий успех, раз аудитория меньше?

СТИНГ: Когда я был моложе и писал музыку, все, что я делал, было нацелено на коммерческий успех. Я как бы держал руку на пульсе — это было просто. Становясь старше, я ощущаю, что не держу руку на этом коммерческом пульсе. В то же время музыка стала больше значить для моей души. Сочинение музыки — само по себе вознаграждение. И я, в общем-то, уже не задумываюсь о коммерческом успехе. Мне приятно записывать ее, приятно получать за это гонорары, но музыка питает мою душу. И чем дальше, тем больше.

В. ПОЗНЕР: Ахрол Хайдаров спрашивает вас: «Если бы понадобилось выбрать только одну песню из всех, что вы написали, что это было бы?» Какая песня выражала бы вас полностью?

СТИНГ: Это все равно, что спросить, кого я предпочту из моих шестерых детей, понимаете? Я не могу этого сказать. Если честно, все мое творчество и есть только одна песня. Оно все — мой голос, моя попытка найти смысл жизни. Я, правда, не могу разделить это. И не хочу.

В. ПОЗНЕР: Михаил Куличков: «Вы думаете, “холодная война” закончилась?»

СТИНГ: Я очень надеюсь на это. Мы поговорим об этом позже, обсуждая песню «Русские». По-прежнему есть следы недоверия, с которыми приходится иметь дело. Но надеюсь, она кончилась. Для нас всех это было не особо хорошее время.

В. ПОЗНЕР: Инга Головина спрашивает: «Вы согласны, что для мужчины дело — на первом месте, а семья — только на втором?»

СТИНГ: Это сложный вопрос. Думаю, мужчины сейчас в некотором кризисе. Раньше нас делала работа. Мы строили корабли, добывали уголь в шахтах, что-то создавали. Теперь — нет. Кто мы? Что мы делаем? Отчасти этот кризис — он же и возможность. То есть мы можем больше времени проводить с семьей. Я семейный человек. Наверное, мы сейчас ищем баланс и пытаемся разобраться, кто мы именно как мужчины.

В. ПОЗНЕР: Василий Некрасов: «Когда йога стала частью вашей жизни? И почему?»

СТИНГ: Я занялся ею в довольно взрослом возрасте, когда я встретил учителя йоги. Я всегда находился в хорошей форме и много бегал, в юности был спортсменом. Этот человек показал мне упражнения йоги, показавшиеся мне простыми. Я попробовал, и мне стало стыдно от того, насколько я негибкий. И я попросил его прийти ко мне домой — он жил у меня год, учил меня. Я уже более двадцати лет занимаюсь йогой. Говорят, когда человек готов, учитель появится — со мной так и вышло. И я чувствую, что это дает мне лишних десять лет в профессии, потому что я гибок как молодой человек.

В. ПОЗНЕР: Дмитрий Темкин: «Мы в России любим зарубежных исполнителей, певцов и так далее. Мы знаем их, ждем их приезда. А вот как насчет российских звезд? Кто-то из них известен за рубежом? Вы кого-то из них знаете? Можете назвать кого-нибудь?»

СТИНГ: Нет, мои знания о русской музыке — это Мусоргский, Прокофьев… Классическая музыка.

В. ПОЗНЕР: Ирина Дюкарева: «Вы считаете, что ваша судьба — целиком ваша заслуга и вы в ответе за все, что с вами случилось? Или можете назвать еще что-то? Удача, может быть?»

СТИНГ: Удача? Я везучий во многих смыслах, включая мой голос. Я всегда говорю, что главная удача — это когда ты поешь и тебя сразу узнают. Это как отпечатки пальцев, как уникальная роспись. Звучит твой голос — и все, тебя, может, и не любят, но знают, кто это поет. Я везучий в этом смысле. У меня очень узнаваемое лицо, будь я даже полностью закрыт. Сегодня на Красной площади я был вот так закрыт, а люди говорили: «О, Стинг!» Не знаю, что они узнают, но узнают.

В. ПОЗНЕР: Иван Костин: «Кто оказал наибольшее влияние на вашу жизнь? Можете назвать одного такого человека?»

СТИНГ: Моя мать. Она была пианисткой, непрофессиональной. Мое самое раннее детское воспоминание — о том, как она играла. Я сижу у ее ног и смотрю, как педали ходят вверх-вниз.

В. ПОЗНЕР: Молодая женщина, подписавшаяся Марией: «Если бы вы могли выбрать один город, чтобы жить в нем, и одну национальность, что бы вы выбрали?»

СТИНГ: Сейчас я живу в Нью-Йорке, мой младший ребенок ходит там в школу. Если бы мне пришлось выбирать один город, это был бы Нью-Йорк. Но что касается гражданства, я по-прежнему патриот — я британец, англичанин.