Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В. ПОЗНЕР: Я где-то прочитал, что у вас в Тоскане есть ферма, вы выращиваете там овощи, и что даже есть магазины, где их продаете. Это такой бизнес?
СТИНГ: Я всегда хотел иметь магазин. У нас есть магазин, где продаются лишние овощи, которые мы не съедаем. Мы делаем вино и оливковое масло — это очень приятное занятие. У меня нет времени самому обслуживать покупателей, хотя я бы с радостью. Но это не бизнес, приносящий какие-то деньги, нет — это просто для удовольствия.
В. ПОЗНЕР: Вернемся к йоге. Любой человек может преуспеть в этом? Или нужен все-таки талант? Как голос для пения или слух для музыки?
СТИНГ: Зависит от того, как вы понимаете йогу. Конечно, вы не сядете в позу лотоса после одного-двух уроков. Но название «йога» происходит от глагола, означающего «объединять». Вы объединяете ваше сознание и ваши намерения, мышцы вашего тела с сознанием. Это превращение в одно целое того, что воспринимается как две части. То, как вы дышите, сидите, ходите, едите, — это часть сознания. Йога — это все. В общем, это осознанная жизнь, а не обязательное умение сесть в позу лотоса.
В. ПОЗНЕР: Но со временем это начинает происходить само собою, можно вставать в разные позы, не думая об этом? Или необходимо постоянно помнить о том, что надо сделать так-то и так-то?
СТИНГ: Вы постоянно должны фокусировать сознание. На всем. Естественно, я пока этого не достиг, но, опять же, помнить об этом — первый шаг. Большинство из нас спят. Мы идем по жизни в глубоком сне. Я говорю о себе тоже. Мы не пробудились. Это видно по тому, что мы делаем со своей планетой, сами с собой. И пока не проснемся, мы будем продолжать действовать неправильно.
В. ПОЗНЕР: Мне кажется, мы не хотим об этом знать, потому что это усложняет жизнь.
СТИНГ: Спать — удобно, но это не приведет нас ни к чему хорошему. Нам нужно проснуться…
В. ПОЗНЕР: Как вы хотели бы, чтобы вас помнили после того, как вас не станет (а это со всеми происходит неизбежно)?
СТИНГ: Я могу лишь думать о своей семье, о детях, о том, каким они меня запомнят. Это для меня важнее, чем воспоминания потомков о том, какую музыку написал Стинг. Я полагаю, что хорошо воспитал своих детей, они кажутся счастливыми и здоровыми. И я хотел бы, чтобы они своих детей хорошо воспитали. Это моя главная забота относительно будущего.
В. ПОЗНЕР: Я сформулирую вопрос иначе. Возьмем «Битлз». Что бы они ни думали тогда, они сыграли очень большую роль в мире, их музыка повлияла на многих людей и изменила их. И глядя на них сегодня, мы понимаем, что это была сила, историческая сила. Я вас спрашивал именно в этом ракурсе. Относятся ли к вам или вы хотели бы, чтобы к вам относились так же?
СТИНГ: Понимаете, «Битлз» в силу того, где они оказались во времени и пространстве, были катализаторами этой истории. Могло ли это случиться с другой группой людей, — я просто не знаю. Но они сделали это, они подтолкнули и меня, дали мне мою жизнь. И я благодарен им за это. Не думаю, что сам могу служить толчком для чего-то. Я, конечно, стараюсь высказывать идеи, которые, на мой взгляд, могут и должны сработать, заставить людей очнуться, задуматься. Но это не тот толчок, каким стали «Битлз» — сейчас не тот исторический момент.
В. ПОЗНЕР: Что вы как музыкант планируете в будущем? Сейчас симфонический оркестр, а что потом?
СТИНГ: Понятия не имею. Я вечный студент, люблю учиться и по-прежнему занимаюсь, по-прежнему учусь. И не могу отказаться от музыки. Думаю, я просто умер бы, если бы отказался от музыки. Но что дальше — не представляю. И мне это нравится.
В. ПОЗНЕР: И последний вопрос, несерьезный. Как вы относитесь к тому, что Россия получила право на проведение первенства мира 2018 года по футболу?
СТИНГ: Ну надо же было под конец все испортить! Я считаю, у Великобритании была очень хорошая заявка. Думаю, на бумаге мы заслуживали победы, но я рад за Россию. Полагаю, это для вашей страны хорошо. Я переживаю за нас, но рад за вас.
В. ПОЗНЕР: Теперь я обращаюсь к опроснику Марселя Пруста — моего доброго друга. Десять вопросов от него для вас. Что такое для вас счастье?
СТИНГ: Быть с моей семьей.
В. ПОЗНЕР: А любимое слово?
СТИНГ: Лаконично.
В. ПОЗНЕР: Самое нелюбимое слово?
СТИНГ: Мило.
В. ПОЗНЕР: Где и когда вы были более всего счастливы?
СТИНГ: В последний раз, когда был с семьей.
В. ПОЗНЕР: Главные ваши достижения?
СТИНГ: Мои шестеро здоровых детей.
В. ПОЗНЕР: Ваша главная слабость?
СТИНГ: Тщеславие.
В. ПОЗНЕР: Если бы вы могли встретиться с любым человеком, который когда-либо жил, кто бы это был?
СТИНГ: Цицерон.
В. ПОЗНЕР: Если бы дьявол предложил вам бессмертие без каких-либо условий, вы согласились бы?
СТИНГ: Нет. Потому что мне понадобились бы все мои друзья.
В. ПОЗНЕР: Есть ли кто-нибудь, на кого вы хотели бы походить?
СТИНГ: Нет, я счастлив быть собой.
В. ПОЗНЕР: Когда вы встретитесь с богом, что вы ему скажете?
СТИНГ: «Какой сюрприз!»
СТИНГ
26 декабря 2010 года
Могу сказать со всей определенностью, что ни в одном интервью я не встречал человека, взгляды которого в такой степени совпадали бы с моими.
Стинг считает, что надо декриминализировать все наркотики, и так считаю я.
Стинг из всех городов для житья выбирает Нью-Йорк, выбираю Нью-Йорк и я.
Стинг считает, что Интернет таков, каким делаем его мы, и так считаю я.
Стинг считает, что если бы он добился успеха сразу, то не смог бы оценить того, что он имеет сейчас (добился он успеха и известности в 28 лет), так считаю и я (добился успеха и известности в 52 года).
Стинг всегда стремился быть первым в своем деле, как стремился и я.
Но в этом интервью меня более всего взволновали две вещи. Первая — то, что он говорил о своей книге-автобиографии «Сломанная музыка». Он стал писать ее потому, что хотел рассказать людям, кто он есть на самом деле. Что он не тот, каким они читают в Интернете и в глянцевых журналах, что он другой… Но оказалось, что Стинг и сам не знал точно, кто он. Во всяком случае, ему пришлось приоткрыть давно забытые и, казалось бы, закрытые двери памяти, пришлось извлечь из темных закоулков забытья то, что было навечно убрано. И написав эту книгу, рассмотрев все то, что было, взглянув на себя заново, Стинг впал в отчаяние и, как сам признается, два с лишним года был в депресии. И пока он рассказывал это, я думал о своей книге, «Прощание с иллюзиями», о том, что решил написать ее, в общем, случайно, не преследуя особых целей, желая лишь «исправить» существовавший мой образ. Написал же я совсем о другом, далось это мне тяжело, и после выхода книги я тоже впал в депрессию. Это совпадение было для меня и неожиданным, и важным.