Его попытка пошутить не имела успеха. В глазах Меган не мелькнуло и тени улыбки.

– А это не будет тебе неприятно, Джастин? – не сводя с опекуна глаз, тихо спросила Меган.

Джастину показалось, что в голосе ее слышится мольба, но он не хотел верить своим ушам.

– Разумеется, нет, – холодно ответил он, с болью наблюдая за тем, какой ужас отразился на лице девушки.

Впрочем, решил он, уж лучше убить их чувство в зародыше, чем дать ему распуститься полным цветом. Он понимал, однако, что позволил ей полюбить себя, а в ее юном теле впервые всколыхнулось желание. Но ей всего семнадцать! Без сомнения, он первый, но не последний мужчина, который жаждет ее ласк. Так пусть же ей встретится мальчишка ее возраста – они полюбят друг друга, и она сможет без стыда отдаться ему. Разумеется, сначала они поженятся, а затем он возьмет ее невинность. К тому времени, надеялся граф, Меган станет думать о нем лишь как о своем опекуне и забудет, что было между ними.

– Можешь не сомневаться, разгонять молокососов, у которых еще молоко на губах не обсохло, не такое уж увлекательное дело, – добавил граф. Меган стала еще бледнее, но ничего нельзя было поделать. Как ни болезненна процедура – она неизбежна. Для ее же блага. – А я сумею пережить это, я уверен. К тому же ты недолго будешь искать себе мужа.

Губы девушки задрожали. Она была такой трогательной, что сердце Джастина разрывалось. Но огромным усилием воли он сумел взять себя в руки. И вдруг Меган подняла голову и приосанилась. Ее поведение восхитило графа. Да уж, когда эта женщина созреет, цены ей не будет. Но он, он никогда не получит ее… На короткое мгновение Джастину захотелось вскочить и громко закричать, проклиная судьбу, но он взял себя в руки, чтобы и виду не подать, как страдает.

– Я поступлю так, как вам угодно, милорд, – произнесла Меган, поднимаясь со стула. Лишь необычайная бледность говорила о ее боли. – А теперь вы позволите мне уйти? – вежливо осведомилась она. Джастин нашел в себе силы лишь кивнуть ей – он молча смотрел в спину удалявшейся воспитанницы.

В течение нескольких дней Меган, как прежде, избегала общества графа, с той лишь разницей, что на этот раз и он старался не встречаться с ней. Большую часть времени он проводил в своей комнате и даже ел там. Меган, как и в прошлую их размолвку, старалась как можно чаще бывать в конюшне, не желая становиться затворницей в доме графа.

Лишь при одной мысли о графе Меган испытывала настоящие страдания. В пансионе она не раз слышала, как девочки говорят о любви, но ей и в голову не приходило, что любовь может причинять такую боль. А в том, что это любовь, Меган не сомневалась и понимала: чувство ее безнадежно. Ей все нравилось в опекуне, все, начиная от густых черных волос и заканчивая манящим блеском золотистых глаз. Мужественный и решительный, он мог быть и добрым, и нежным. Вспоминая его ласки во время их поцелуев, Меган едва не плакала. Ну как мог он так нежно целовать ее, если она была ему безразлична?! Впрочем, Меган понимала, что ответ очевиден, хоть и не хотела признаваться в этом. Ведь Джастин сам говорил ей, что часто целовал женщин. Наверняка он не только целовал их. Он был взрослым мужчиной, и, без сомнения, она казалась ему просто девчонкой. Скорее всего, думала она, его раздражала ее неопытность, поэтому он и не захотел больше иметь с ней дела.

Прошло и десять, и одиннадцать дней, а обещанная Джастином карета все не прибывала. Графу стало уже настолько лучше, что он мог гулять по своим угодьям, когда ему того хотелось. Наблюдая за Джастином из конюшни, Меган думала, что ее сердце вот-вот разорвется. Ее любовь с каждым днем становилась все сильнее. Ей больше не хотелось в Лондон, ведь оказаться там значило потерять графа навсегда. В столице он опять станет недосягаемым графом, а она – его незаметной воспитанницей.

Девушка мало спала, потеряла аппетит, и это сказалось на ее внешности. Гладкая матовая кожа стала просто бледной, под глазами темнели синяки, несмотря на то что она много времени проводила на воздухе. Одежда повисла, как на вешалке. Миссис Донован, заметившая эти перемены во внешности Меган, встревожилась и все допытывалась, как она себя чувствует. Девушка понимала, чем вызвано ее состояние, но не могла же она рассказать об этом экономке, поэтому с беззаботным видом отмахивалась от вопросов, говоря, что с ней все в порядке. Ей было невдомек, что миссис Донован уже поделилась своими опасениями с графом.

Впрочем, и Джастин страдал. Как и Меган, он потерял аппетит и почти не спал. Граф осунулся и не казался бледным лишь потому, что цвет его лица скрывал загар. Джастину очень не хватало Меган, причем жаждал он не только физического обладания – нет, граф соскучился по ее улыбке, по фиалковым глазам, по ее мелодичному смеху… Ему хотелось говорить с ней, вдыхать аромат ее тела. Джастину казалось, что никогда в жизни ему не было так трудно.

Он никогда не любил и думал, что этого чувства вообще не существует. Когда его друзья говорили о любовном томлении, граф лишь посмеивался над ними. От его внимания не ускользало, что молодые леди норовили за «любовь» получить одно – обручальное кольцо, из этого граф заключил: цель у молодых девиц нехитрая – поймать мужчину в сети брака. И он частенько спрашивал себя, как долго длится эта так называемая любовь. Судя по всему, не очень-то долго.

Кстати, и свои страдания Джастин объяснял плотской неудовлетворенностью. Он был уверен, что стоит ему пару раз провести с Меган ночь, как его мучения прекратятся. В этом-то и была проблема: граф не мог заниматься любовью с воспитанницей. Будь он в городе, все проблемы решились бы мгновенно – Джастин никогда не страдал от нехватки женского внимания. Однако в Маамз-Кросс-Корте все было иначе. Правда, вокруг были женщины – девушки-служанки и местные крестьянки, и граф уже начал подумывать о том, как бы хладнокровно соблазнить одну из них. Пока что ему оставалось лишь ждать, когда за Меган приедет карета и увезет ее подальше, потому что близость девушки все больше сводила его с ума. Он полагал, что, когда страдания закончатся, он успокоится.

Но прошло уже двенадцать дней, а экипаж все не появлялся. Меган не знала, радоваться ей или огорчаться. Даже мысль о разлуке с графом была ей ненавистна, но, с другой стороны, она понимала, что так ей будет легче. Любить и никогда не быть с любимым?.. Это ужасно!

Целый день Меган почти ничего не ела, а теперь наступила бессонная ночь. Выбравшись из кровати – точной, только уменьшенной копии кровати Джастина, – Меган зажгла свечу. Может быть, подумала она, ей удастся заснуть, если она немного поест.

Комната девушки находилась в конце коридора второго этажа, делившего правое крыло особняка пополам. Спальня Джастина была в этом же коридоре, но на некотором расстоянии от покоев Меган. Девушка полагала, что Джастин давно спит, она понимала, что он придет в ярость, если узнает, что она подходила к его дверям, но, несмотря ни на что, направилась по коридору к заветной двери. Огонек свечи освещал коридор мерцающим светом. Внутренне сжавшись как пружина, она и мысли не допускала, что войдет в его спальню. Точнее, стоило ей лишь подумать об этом, как она начинала дрожать. Войти к Джастину – значит потерять остатки стыда.