Весело, блин, у их костра. Колун наколол дров, Упырь натаскал дичи, Органайзер раздал посуду, Ротвейлер пошел в дозор, Абдулла — мастер маскировки — накладывает на лицо натовский грим. Только Рудгер Хауэр ничего не делает.

Литвинов слушал вводную, кивал на пояснения командира роты, задавал вопросы. Главные из них: кто будет выступать в качестве контролера его разведывательной группы; кто уполномочен командованием полка задавать «вопросы на засыпку» командиру рейдовой группы и бойцам и фиксировать их на бумаге; кто передаст их в штаб учебного центра, где опытные разведчики подвергнут записи анализу и найдут ошибки в действиях рейдовой группы Литвинова.

— С проверяющим познакомишься в самый последний момент, — ответил Шаров. — Веди своих бойцов в парикмахерскую — стричься наголо. Потом в баню. На сон даю двенадцать часов. На время операции даю тебе позывные «Аспирант». Всё.

Аспирант? Почему? Потому что Литвинов шагнул из одной учебки в другую?

Ладно, пусть будет Аспирант, согласился сержант, не получив на сей счет никаких разъяснений. Он запоздало и кое-как ответил на свой недавний вопрос о контролере группы: «Лишь бы не Пиебалгс». «Латышский стрелок», который тащился от «Солдата удачи» группы «Дип Перпл», сейчас далеко. Литвинов почти догадался, кого назначили контролером группы. И не ошибся. Им стал командир роты капитан Андрей Шаров. «Статист». Он ни словом, ни делом не должен вмешиваться в действия подопечных. Лягут ли они под железнодорожный состав, возьмут ли приступом пивную, сделав ее своей основной базой. Он единственный, у кого будет по одному автоматному рожку с боевыми патронами для каждого бойца, их же магазины будут заряжены холостыми. Лишь ножи выживания и метательные ножи не потеряют свойства разить насмерть.

Вообще Литвинов был удивлен не открытой формой разговора с командиром роты, а его преждевременностью. По идее, он должен был состояться завтра, непосредственно после заброски группы Литвинова в заданный район. А она, согласно плану, ни сном ни духом не ведала об условном противнике: находясь в рейде, РДГ Литвинова по радио получала приказ: «Командиру РДГ №... Получена информация о выброске в квадрате... группы диверсантов. Ваша задача...»

Завтра...

Только сейчас Аспирант заметил ироничный взгляд капитана Шарова. Завтра. А задание получил уже сегодня. И тут же подсознательно родился другой вопрос: знает ли об этом группа старшего прапорщика Седова?

— Начальник штаба всё знает, — внес ясность Шаров. Разумеется, он не стал распространяться на тему комиссии; не раз пытался представить себе незнакомого полковника Артемова, но безрезультатно: он в воображении Шарова был безликим.

Пауза, и капитан едва заметно подкорректировался:

— Точнее, эншэ в курсе дел. — Он покачал головой и чуть приоткрыл карты. — Я с середины 99-го года в этой части, при мне никому и никаких поблажек не давали. Твоя группа — исключение. Мы «качаем» новую программу Генштаба, увязанную с реалиями, и со дня на день ожидаем комиссии. Но и без нее боевые планировщики переусердствовали, даже не работая, а угождая генералам с Арбата. Я разговариваю с тобой откровенно по той причине, что вижу в тебе классного бойца, будущее российской армии, если хочешь. Когда-нибудь ты увязнешь в застое, тебе покажется, что учиться больше нечему, а практики мало или же она бутафорная, учебная. И всё чаще будешь вспоминать свои молодые годы. Ты часто вспоминаешь свою боевую стажировку в Чечне?

— Стараюсь не вспоминать, — сухо ответил Аспирант, задумываясь над словами капитана Шарова: он с середины 99-го года в этой части... Прозвучало вроде как слитно: четыре года рутины увязшего в застое человека, день за днем, без выходных, отпусков и личного времени. Может, он забывался таким образом? В апреле 2000 года Андрей Шаров попал в плен к чеченским боевикам и был освобожден в ходе спецоперации спустя два месяца, 28 июня. Тогда еще старший лейтенант (капитана Шарову присвоили всего месяц назад), он командовал взводом спецназа. Не сломался мужик, в плену вел себя достойно. Правда, эти достоинства стоили ему здоровья: глядя на него сейчас, подумаешь, что ему не под силу и стометровка, а ведь собрался со своими слабыми легкими и двойным компрессионным переломом позвоночника в рейд. Однако со службы не ушел, стал командиром роты в учебном центре, вел известный уже курс, в частности, по оборудованию постоянных укрытий, топографии и ориентированию.

Скромно, не с таким размахом, как у опытных спецназовцев, которые поджидали разведгруппу Литвинова, его бойцы, как и положено, имели клички. Сержанты: Олег Моисеев — Голубец, Григорий Ильичев — Санчес, младшие сержанты: Михаил Рахманов — Батый, Станислав Данейко — Пуаро, раскосый ефрейтор Алексей Жунусов — Китаец, рядовые: Леонид Гусейнов — Люггер, Павел Садчиков — Садко, Евгений Барановский — Капитан Блад, Юрий Васильев (самый «старый» — 23 года) — Дизель. И, наконец, сержант Александр Литвинов с позывными «Аспирант».

Самара, 13 апреля, 13.11

Диктор станции Стахановская, также исполняющая обязанности билетного кассира, объявила, что электропоезд, следующий до станции Отрадное, прибывает на четвертый путь, а на третий — электричка до Сызрани. Желающих попасть в Сызрань — слегка мрачноватый, протянувшийся вдоль берегов Волги на многие километры город — оказалось немного. Большинство пассажиров дожидались электричку до Отрадного; их в этот солнечный день набралось около сорока.

Среди них, особо не бросаясь в глаза, находились три боевика из банды Адлана Магомедова: 30-летний араб Али-Хасан, ливиец Азиз, двадцати семи лет от роду, и чеченец Султан Зурабов, родившийся в Гудермесе в 1978 году.

Зурабов, одетый в кожаную утепленную куртку и ботинки на меху, мало походил на цыгана, зато Али-Хасан и Азиз, обремененные полупустыми клетчато-полосатыми сумками и укутанные в пуховики, вполне сошли за смуглолицых цыган-мусульман, которых было полно и в самой Самаре — это район Зубчаниновка, через который как раз и следовала электричка, и в Борском районе Самарской области, куда лежал их путь.

Подойдя к краю платформы, Султан повернул голову направо, ожидая из-за плавного поворота появления поезда. Бросил взгляд на часы: ровно 13.11 по московскому времени. То же время было проставлено и в билетах. Зурабов уже забыл, когда последний раз был на вокзале (кажется, закладывал мину); поезда и самолеты, по его взрывному-часовому разумению, должны приходить вовремя, а уходить — это уже зависит от качества запала и мощности взрывного устройства.

Али-Хасан и Азиз стояли неподалеку, они курили и смачно харкали на платформу; так же им было плевать на то, когда подойдет электричка и сколько народа будет перед ними — всё равно они войдут в вагон первыми, первыми же и займут свободные места. Сходство с цыганами — один к одному.

Наконец, с опозданием в пять минут, из-за поворота показалась электричка. С грязно-красной звездой в центре и мутными фарами, «рылом» она походила на пьяного разбуянившегося красноармейца.