— А разве нет? — Она прячет улыбку за своим бутербродом. — Я думаю, что поглощение пищи, как пещерный человек, приходит оттого, что ты так часто ужинаешь в одиночестве, да?

— Я не ел как пещерный человек.

Она грозит пальцем.

— Я все расскажу твоей маме.

— Ты знакома с моей мамой?

Айви смеется своим заливистым смехом.

— Нет. Я просто завожу тебя. Вот и все.

Она определенно заводит меня. Мое сердце барабанит в груди. Такими темпами я могу вступить в группу барабанщиком, если ничего не получится с одиноким горцем.

— Еще одна метель. Еще один день с грубым, брюзгливым, ворчливым Охотником, который ненавидит Рождество. Кто ненавидит самое чудесное время года? Чудовище, вот кто. Но ты был бы секси-чудовищем, если бы укротил свою бороду. Я чувствую, что под всеми этими волосами скрывается красивое лицо.

Я чуть не давлюсь бутербродом.

— И кто теперь говорит то, что думает?

Она очаровательно морщит нос, как будто не имеет ни малейшего понятия, кого я имею в виду.

Провожу рукой по своей бороде.

— Мне, наверное, стоит ее подстричь.

— Я знаю кое-кого, кто может помочь. Опытный парикмахер. Но после того, как ты вычешешь все крошки. А пока я чувствую, что где-то внутри Зио Баббо Натале спрятан Тайный Санта.

— Спасибо Фрэнки, что смутила меня, — ворчу я.

Айви бросает взгляд, который говорит о том, что я и сам прекрасно справляюсь с этой задачей.

— Расскажи мне о поддержке семей военных. Я бы хотела помочь.

Я выпрямляюсь в своем кресле. В этом нет ничего постыдного. Это большая честь, на самом деле.

— Я начал несколько лет назад с одной семьи, потом каждый декабрь добавляю еще одну. Они присылают мне список желаний, и мы дарим им соответствующие подарки. В этом году у меня уже четыре семьи. У одной из них есть собака, поэтому, естественно, Птичка немного увлеклась.

Она хихикает.

— Птичка помогала делать покупки?

Я легкомысленно киваю.

— Конечно. Теперь, когда Фрэнки отдала свои пожертвования, мне осталось только все завернуть.

— Я сделаю это. — Айви стряхивает крошки со своих рук.

— Это много подарков. — Я ставлю свою тарелку в раковину.

— Твои очаровательные племянница и племянник думают, что я эльф. Ты ведь знаешь, что эльфы упаковывают подарки?

— Нет, серьезно, их очень много — Я веду Айви по коридору в другую свободную комнату с несколькими складными столами.

Ее глаза расширяются при виде кучи пакетов и коробок с нераспакованными вещами, сложенными на свободной кровати.

— О. Да. Их много. Мы можем объединиться.

Без дальнейших указаний она устраивает три станции на трех складных столах, оставшихся от свадебного приема Фрэнки и Расти.

— Первая — для упаковки. Вторая — для наклеивания бантов или лент. Третья — для этикеток.

Я шутливо салютую ей, потому что, по правде говоря, я надеялся, что они завернутся сами. Я довольно неуклюж в этом.

Пока маленькая стрелка на часах проделывает свой путь к полудню, мы создаем конвейер по упаковке подарков. Айви аккуратная и опрятная, она быстро создает профессионально завернутый подарок, а я вожусь со своими большими пальцами, пытаясь завязать простой бант. Она лишь слегка поддразнивает меня.

— Эй, я стараюсь изо всех сил.

— Как ты начал этим заниматься? — спрашивает она.

— После того, как ушел из армии, я был немного потерян. Моя основа пошатнулась. Поэтому я присоединился к организации под названием «Крыши для войск».

— Кажется, это опасно.

— Не так опасно, как… — Я замолкаю, не желая, чтобы в голову лезли мрачные мысли. Не сейчас. — В общем, мы ставили новые крыши на домах действующих военных и ветеранов. Иногда занимались ремонтом. И все в таком духе. Однажды на Рождество бригадир, у которого было особенно тяжелое посттравматическое стрессовое расстройство, приехал с грузовиком, полным подарков вместо черепицы. Мы подумали, что это для нас.

— Как великодушно.

— Его жена сказала, что самый верный способ получить, это отдать.

— Что он хотел получить?

— Исцеление, наверное. — Мне потребовалось много времени, чтобы понять, что я искал то же самое. И до сих пор ищу.

Айви медленно кивает, словно она понимает, а не жалеет или осуждает меня.

— После этого я продолжил традицию.

— А что насчет тебя? Что ты надеешься получить?

Я выдыхаю через нос.

— То же самое. — Мои эмоции сжимаются и напрягаются, угрожая вырваться на поверхность.

Она не произносит больше ни слова, как будто удерживает пространство, чтобы я мог сказать больше. Или нет. Как будто она знает, что мы находимся на пересеченной местности, и оставляет за мной право решать, как далеко мы зайдем на враждебную территорию. Мое дыхание замирает в груди. Никогда не знаешь, когда наступишь на мину.

— Первая рана была получена в старшей школе. Потом, когда я потерял Айзека. — Я рассказываю ей о своем лучшем друге, брате по оружию, парне, который спас мне жизнь, а потом потерял свою, когда я не смог сделать то же самое.

Мое горло саднит, глаза горят, но они сухие. Совершенно сухие, как всегда.

Айви переплетает свои маленькие пальчики с моими мозолистыми. Она смотрит на наши сцепленные руки, давая мне время собраться с мыслями. Когда поднимает взгляд, ее глаза слезятся. Они почему-то становятся более серебристыми, как бездонный бассейн. Как будто девушка понимает мою боль. Как будто хочет выпустить ее часть так, как я не могу. Я не хочу этого. Ни в коем случае. Это слишком большое бремя, но, возможно, это ее способ отдавать. Разделить слезы, которые я не могу пролить. Удерживать пространство, где я могу быть просто честным.

Никто, кроме консультантов, с которыми я разговаривал, не приглашал меня открыться. И опять же, стены, которые я построил, очень прочные. Я специально сделал так, чтобы эту крепость нельзя было пробить. Но время проведенное с Айви напомнило мне, что есть ворота. Я могу открыть их. Впустить ее. Если захочу. Я хочу.

Хотя, похоже, она прекрасно нашла дорогу сама.

Я смотрю в окно на бурю. Находиться рядом с Айви это как метель в моей голове. Теплая метель из сердечек-конфетти, а не снега.

Если бы Айзек мог слышать мои мысли, он бы… стукнул меня. Нет, он бы похлопал меня по спине и сказал: «Наконец-то, брат».

Я: Наконец-то что?

Айзек: Наконец-то ты нашел то, о чем не знал, что тебе нужно.

Я: И что это?

Айзек: Позволю твоей матери ответить на этот вопрос. Вот подсказка: это слово из шести букв, которое начинается на «Л» и заканчивается на «Ь».

Я: Лебедь, лошадь, лагерь?

Айзек: Я бы разгромил тебя в