такт лихорадочным движениям товарища. — Самое время, пока еще не поздно, перейти к следующей заповеди.

— Согласен, не будем терять времени, — прерываясь на частое дыхание, произнес Арбуз. — Итак, вспомним родителей.

В этот момент яркая стрела молнии ударила совсем рядом, с шипением исчезнув в морской пучине.

— Не спорю, мама, — испуганно прошептал Арбуз. — Я делаю это редко, но сейчас о другом. Почему закон заставляет, а ведь он именно заставляет, ибо за нарушение обещана кара, почитать, а не просто любить? Почитание заслуживается качествами либо деяниями, родители же появляются в жизни человека «случайным», с его точки зрения, образом и частенько представляют собой людей, достойных скорее порицания (опять же, по понятиям общества), нежели восхищения.

Любить того, кто с тобой от момента появления в этом мире с заботой и лаской, порою условными, легче, нежели почитать обладателей кармических хвостов, не очень-то нравящихся их ребенку. Жду твоих объяснений.

— Ответ прост. — Обессиленный Долговязый перестал сопротивляться волнам и сложил руки между ног. — Соблюдающий эту заповедь не совершит ошибки Адама по отношению к Господу Богу, родителю своему, и не покинет Рая. Это иное озвучивание первой заповеди, через принцип подобия — «Наверху как внизу». Человеку «подсовывают» уважение к старшему, к его родителю, дабы донести до сознания нерадивого дитя (молодой души) величие самого старшего родителя, то есть Бога. А самого родителя «призывают» к проявлению мудрости, намекая на соответствие Богу, коей ответ несет за своих детей.

Он снова принялся грести, а Арбуз, потерев вздувшиеся мозоли, перешел к шестой строке:

— Не убий. Для чего эта заповедь? Не служит ли она скорее напоминанием о возможности такого злодеяния, нежели фактором, его останавливающим? Знаешь ли ты (можешь ли представить) хоть одного человека, который, едва родившись, желает лишить жизни кого-нибудь себе подобного? Разве кто-то думает об этом? Древо, в лесу растущее, не имеет замысла упасть во время грозы на соседа с целью поломать его ветви, травы вряд ли ждут бури, дабы сплестись друг с другом и вырвать корни из земли, а лежебоки камни не надеются на скорое землетрясение, чтобы расколоть соседям черепа, да и животные пожирают себе подобных с целью пропитания, что чуждо человеческой натуре и не требуется ему вовсе. К чему закону, останавливающему деяние сие, изначально о нем заявлять как об имеющем место быть среди человеков?

Волны беспощадно лупили по тазу, гребцов кидало от борта к борту, разговаривать становилось все труднее. Поджидая удобного момента, Долговязый собирался с мыслями, а затем, в миг относительного затишья, быстро выкрикивал отдельную фразу. Вот его ответ, приводим здесь в непрерывном виде:

— Не забыл ли ты, мой друг, что человечество есть Каиново племя, и такой выбор сделал сын Адама не по собственной воле, но влекомый замыслом Творца. Посему и заповедь такова, ибо код убиения посеян в сознание человека, а значит, надобно было нейтрализовать его (код).

— Что ж получается? — искренне изумился Арбуз. — Творец одной рукой дает, согласно его же замыслу, возможность лишать жизни, а другой пишет заповедь, запрещающую деяние это, но в таком случае идеален ли сам Замысел?

Молния, распустившаяся великолепным, ослепительным цветком над его головой в сопровождении ужасающего грохота, напомнила человеку в тазу об уважении к Высшим Силам.

— Пути Господни неисповедимы, особенно для пассажиров столь ненадежного, я бы даже сказал, утлого суденышка, впрочем, как и сознание одного из них, да еще и в ненастье, — съязвил Долговязый, подведя черту под спором мудрецов на предмет шестой заповеди.

— Премного благодарю за высокую оценку моих способностей, — огрызнулся Арбуз, отплевывая соленую воду, что уже без стеснения летела в таз, в рот и за шиворот нерадивым матросам. — Послушайте, коллега, мне пришел в голову неожиданный, но в связи со складывающимися обстоятельствами своевременный вопрос: вы плавать умеете?

— Как топор, — улыбаясь во весь рот, браво ответил Долговязый.

— А это как? — удивленно заморгал Арбуз.

— Вы, дорогуша, в смысле стиля? Это значит, моя голова, как самая тяжелая часть тела, пойдет ко дну вперед остального.

— Боже, как поэтично, — воскликнул Арбуз. — Должен признаться, я тоже не пловец, все мои достижения — это медленное погружение в горячую ванну со всеми мыслимыми и немыслимыми предосторожностями.

— Вам, дружище, ничего не грозит, — Долговязый весело подмигнул напарнику и обнадеживающе сообщил: — Имея такое прекрасное шарообразное тело, вы останетесь на поверхности этого бушующего моря до окончаний бури, а затем тот самый легкий бриз, о котором вы бредили в начале путешествия, прибьет вас к берегу, мокрого, измученного, но вполне живого.

На это благодарный Арбуз воскликнул с энтузиазмом:

— Тогда вперед, спасем вас, мой любезный товарищ, а дабы не скучать за этим героическим, но монотонным занятием, продолжим нашу теологическую полемику, тем паче что подошли к самой волнительной (для мужчин) теме. С одной стороны — «Плодитесь и размножайтесь», с другой — «Не прелюбодействуй». Где истина?

— Посередине, — закатив глаза промурлыкал Долговязый.

— Еще раз. Душа облачается в биологическую оболочку, — Арбуз недовольно осмотрел себя, — приспособленную к размножению посредством определенных действий. Бытие, как часть Замысла Познания, требует необходимости этих самых действий ради воспроизведения оболочек для новых душ, а Творец, наделив сам процесс чувственными наслаждениями, сильнейшими эмоциями на физическом плане, дарует душе Свободу Выбора и наказ «возлюбить ближнего», после чего ставит запрет заповедью. А вот теперь спрошу вас, мой друг, где ваша середина?

Застать Долговязого врасплох было невозможно.

— Там, где и всегда, посередине, коллега. Спору нет, запрещению, тем паче словесному, не пересилить физиологической тяги и устремлений чувственных, любви, как понимает ее неразвитый дух. В этом смысле заповедь — пустышка, но только для тех, кто пока еще не готов, что касается сомневающихся, например нас с тобой, пилюля прекрасно действует.

— А у тебя была когда-нибудь… — Арбуз осекся, зардевшись, а Долговязый на это угрюмо пробурчал:

— Давай, греби, я вижу берег.

В свете частых вспышек и впрямь просматривался абрис гор, огни порта и силуэты судов, украшенных красными сигнальными фонарями на мачтах и надстройках.

— Все будет хорошо, — ободряюще пробормотал Арбуз, начавший уставать молотить по воде пухлыми ладонями.

— Твоя фраза также является плацебо. — Долговязый, хоть и упирался отчаянно коленками в борт, все равно подпрыгивал в тазу, хлопая задом по днищу, заполненному водой, выдавая при этом странную, чмокающую мелодию, совершенно не гармонирующую с его одухотворенной физиономией. — Лучше продолжим по теме.

Арбуз с готовностью затараторил:

— В Райских Кущах Адаму доступно было все, кроме Яблока Познания, при этом ведь именно его и хотел Отец Небесный скормить своему сыну. Неужели потомкам Первого Человека уготована судьба еще более тяжкая — при всем многообразии и изобилии Мира,