– Послушайте, старик, вы это читали?

– Честно говоря, не припоминаю.

– Знаете ли, дружище, это – книжка запрещенная.

– Ой!

Наша служба организована без глупостей, связанных с заполнением анкет и заказом брошюр, без прочих тому подобных раздражающих помех. Все, что от вас требуется – уплатить одну гинею, и вы немедленно становитесь участником этого великого культурного движения ирландского народа.

Конструктивная критика

Время от времени мы печатаем и распространяем труды, написанные специально для Клуба членами АПАХиМа. Экземпляры загодя рассылаются известным критикам с приложением суммы, обычно потребной на их подкуп, сколько бы она ни составляла. Одному человеку мы послали десятку вместе с новой книжкой и попросили его сказать, что, стоит только взять ее в руки, как отложить в сторону уже невозможно. Этот на редкость самоуверенный дурачина вернул посылку, сопроводив ее наглой запиской, где сообщал, что его цена – двенадцать и шесть пенсов. Наш ответ не заставил себя ждать. Посылка отправилась обратно вместе с двенадцатью шиллингами и шестью пенсами, а также коротким посланием, где говорилось, что мы согласны на условия этого джентльмена. В надлежащий срок мы напечатали те лестные комментарии, которые я упоминаю выше.

Однако мы особо позаботились о том, чтобы уж в этом-то случае слова нашего критика оказались правдивы. Обложка издания была обработана невидимым клеем специального типа, действие которого начинается только под влиянием тепла рук. Когда, по завершении краткого просмотра книги, наш друг собирался было отбросить ее, то обнаружил, что она практически сделалась частью его физического «я». Мало того, что обложка пристала к его пальцам – весь фолиант начал разлагаться, превращаясь в вязкое месиво липучей гадости. Отложить книгу было невозможно, разве что решись он на ампутацию обеих рук. Он вынужден был неделю повсюду ходить с этой книгой и сдаться на милость своей служанки, кормившей его, словно младенца. Избавиться от шедевра ему удалось лишь посредством прохождения курса нестерпимо горячих ванн, после которого он сделался слаб, как котенок.

Вот такие нравы царят у нас в АПАХиМе.

Нас захлестнул бурный поток писем (обратите внимание: когда речь заходит о потоке писем, он непременно бурен и не может не захлестнуть) касательно книгообработки – службы, официальное открытие которой состоялось в моем дублинском отделении АПАХиМа. Успех достигнут огромный. Наши квалифицированные обработчики отправляются на задания в дома самых богатых и самых невежественных сограждан, где занимаются тем, что треплют, гнут, бьют и грызут девственно-нетронутые книги целыми шкафами. Наши печатные станки сотнями тысяч выдают на-гора поддельные программки театров «Гейт» и «Эбби», не говоря уже о листовках на французском, письмах, собственноручно подписанных Джорджем Муром, средневековых игральных картах и всевозможных атрибутах надувательства и притворства.

Конечно, без паршивой овцы в стаде не обошлось. Кое-кого из наших обработчиков ловили на использовании ботинок, других заставали за избиением невинных поэтических томиков кнутами, цепами и деревянными дубинками. Случались и зверские нападения на книги с применением ножей, кинжалов, кастетов, топориков, резиновых шлангов, бритвенных лезвий и всевозможных орудий насилия, о каких когда-либо слышали в преступном мире. Начинающие обработчики, которым было невдомек, что отпечатки зубов на обложке книги не могут быть признаны доказательством того, что владелец ее читал, порой натаскивали терьеров, приучая их терзать книгу, словно крысу. Один человек (больше он у нас не работает) был послан в дом в Килменэме, а позже обнаружен в зоопарке за передачей ценных книг своего клиента шимпанзе Чарли. Некий обработчик – выходец из сельской местности «зачитал» свои книги до полной неузнаваемости, разложив их на лужайке клиента и прибегнув к помощи лошади с бороной, в результате чего впахал их в землю, лишь тогда сообразив, что зашел слишком далеко. Как видно, умеренность – вещь, чрезвычайно редко встречающаяся в нашей стране.

Утром 16 июня 1954 года в Сэндимаунте, юго-восточном пригороде Дублина, к побережью моря подъехал старомодный кэб, которым правил носатый возница, мрачно зыркавший из-под густых бровей. В кэбе сидели шестеро джентльменов в костюмах, при галстуках, а некоторые – и при шляпах. У приземистой башни Мартелло, где располагалось закрытое по причине раннего часа кафе, в котором в прочее время редкий путешественник мог выпить чашку чая с сэндвичем, кэб остановился. Пассажиры вышли из него и направились к дому архитектора Майкла Скотта, который стоял, как бы отодвинутый несколько вглубь, будучи отделен от башни каменной изгородью, опутанной проволокой. Джентльменов ждали. Несмотря на ранний час, хозяин предложил им по стаканчику виски. Выпивка оживила гостей; один из них – худой, высокий, нескладный, с огромными очками на большом крестьянском лице, – сдвинув на затылок нелепую шляпу, решил смеха ради вскарабкаться на изгородь. Несколькими мгновениями позже за ним последовал еще один – низенький, с одутловатым бледным лицом, тоже в шляпе, еще более нелепой, нежели у первого. Залезть наверх он так и не смог, оттого довольствовался тем, что пытался стянуть за ногу своего приятеля. Оставшиеся криками заставили соперников вернуться, и вся группа, чинно распрощавшись с гостеприимным архитектором, направилась к башне. Там произошла еще более странная вещь: один из джентльменов вытащил толстенную книгу и принялся читать ее вслух, причем с самого начала. Кэбмэн, с неудовольствием поглядывавший на своих затейливых пассажиров, попытался было понять, о чем шла речь в книге, однако это были даже не стихи, которые стоило бы читать вслух, нет, в ней какой-то Бык Маллиган намеревался тщательно выбриться с утра, но некий Стивен своими дурацкими разговорами не давал ему сосредоточиться. Или наоборот, этому самому Быку не шибко хотелось бриться, и он отлынивал, тыркая приятеля… В общем, полная чепуха; к тому же, каждое второе слово было совершенно непонятно, хотя и звучало по-английски. Пассажиров извиняло лишь одно: влить в себя в 7 утра порцию виски – тут любой начнет дурачиться и с ума сходить. Меж тем, джентльмены кончили читать, один из них – кажется, самый пожилой – полез в кэб за фотоаппаратом и, заставив остальных стать рядком, щелкнул несколько раз. Потом он зачем-то сфотографировал башню и кэб с возницей; дальше тот самый дылда-верхолаз отобрал у него аппарат и без предупреждения снял своего соперника по покорению каменных изгородей. Наконец все забрались в экипаж и уехали в Дублин.

Эти фотографии сейчас передо мной. На одной из них – группка из пяти человек; в центре стоит невысокий мужчина с пронзительными глазами, с большой головой, увенчанной шляпой с широкими полями, он одет в строгую тройку, одна нога чуть отставлена назад, корпус несколько наклонен вперед, будто он собирается произносить речь перед митингующими. И вправду, он похож на какого-нибудь пламенного оратора начала прошлого века на митинге – социалистическом или националистическом, неважно. Кажется, сейчас он взмахнет рукой и примется громить капиталистов, империалистов или юнионистов… Но все это лишь видимость, к тому же на дворе не 1904 и не 1914, а 1954 год, и наш оратор – никакой не оратор, а отставной высокопоставленный чиновник министерства местного самоуправления Брайен О‘Нолан (или, как он порой называл себя по-ирландски, «Бриан О Нуаллан»), известный также (под псевдонимом Майлз на Гапалинь) как ядовитый колумнист газеты “The Irish Times”. Как раз в тот самый день, 16 июня 1954 года, в пятидесятилетний юбилей «Блумсдэя», когда О‘Нолан с приятелем-киношником организовал, кажется, первое паломничество по маршруту монструозного джойсовского «Улисса», “The Irish Times” напечатала очередную колонку Майлза, в которой автор преспокойно обвинил полиглота Джойса в безграмотности: «Его нечастые экскурсы в древнегреческий неверны, а редкие попытки построить гэльскую фразу абсолютно чудовищны».