Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чертов финн в идиотской джинсовой куртке.
Он слыхал, как Хассе и Кекконен издевались над своими пленниками, как карябали острыми камнями у них под мышками, до крови, а потом сыпали в рану соль. И что они сделали с Буддой, парнишкой с третьего этажа, – Будда до смерти боялся пауков и во время дворовой войны попал в плен. Они связали его, а после наловили в подвале пауков-косиножек, посадили их в картонную коробку, и Хассе нахлобучил ее Будде на голову, а Кекконен скотчем заклеил щелки вокруг шеи бедолаги. Косиножки ползали по Буддину лицу, по волосам, залезали в уши, в нос, в рот. Феликс потом видел Будду, тот медленно брел домой, военнопленный, который не знал ни где он, ни кто он.
Им с Лео еще повезло.
Феликс выходит на балкон, холодный воздух студит лицо. Передает эластичные бинты и хирургический пластырь папе, перегибается через перила, смотрит на скугосский асфальт. Лео сидит на полосатом походном стуле, щеки у него слегка раскраснелись.
– Костяшки со временем огрубеют, но пока что сделаем вот так, защитим их. Тебе надо тренироваться почаще и подольше.
Папа берет руки Лео, распрямляет пальцы, обматывает эластичным бинтом.
– Когда костяшки достигают цели, продолжай движение всем корпусом, и вот тогда, именно тогда, ты его прошибешь, насквозь.
Бинт обернут вокруг костяшек, пропущен вниз между большим и указательным пальцами, а затем по диагонали выведен на запястье и обмотан вокруг него.
– Сожми кулак.
Лео сжимает забинтованную правую руку и ждет, папа на пробу ударяет по ней ладонью.
– Как ощущение?
– Нормально.
То же самое проделывается с левой рукой, потом Лео делает несколько выпадов перед Феликсом, прыгает и бегает по гостиной и коридору, снова и снова бьет по воздуху. Папа ведет его назад, в рабочую комнату, снова опускается на колени и снова бьет по матрасу, так что тот гудит и качается.
– Как их зовут?
– Хассе.
– И?
– Кекконен.
Папа лупит по матрасу, потом по своему плечу.
– Вот так орудуют эти сволочи, Хассе и Кекконен. Их удары попадают… сюда. В плечо! Все их движения останавливаются здесь.
Он поднимает правую руку к матрасу, поворачивает правую сторону торса и продолжает движение дальше, как бы сквозь матрас.
– А ты должен бить вот так. Пробивать их как бы насквозь. Насквозь, ясно?
Папа двигается маленькими шажками, пока не оказывается прямо за спиной Лео. Феликсу видны только их спины, но пройти дальше в комнату он не смеет. Тянется, встает на цыпочки, оставаясь на пороге. Кажется, папа держит Лео за плечо.
– Ты метишь в нос, и он лопается, как здоровенный мяч! Мозги у них плавают в жиже, как рыбка в аквариуме! И когда ты сперва врежешь в нос, а потом в челюсть… то мозги будут биться об стенки аквариума. Паршивые мозги Хассе и Кекконена будут биться об стенки.
Лео снова наносит удар.
– Нос! Челюсть!
Еще раз.
– Нос! Челюсть!
И еще раз.
– Нос! Всем корпусом! Челюсть! Всем корпусом! Нос! По мозгам! Челюсть! Вышибай!
Через некоторое время пальцы ног у Феликса начинают болеть, он ложится на пол и наблюдает, как рука Лео снизу лупит по матрасу, выглядит довольно забавно, будто не по-настоящему.
Он все еще лежит на полу, когда папа, перешагнув через него, идет на кухню, к плите и кастрюльке, сварганить еще стаканчик громового меда, а потом надеть робу, которая слишком долго висела в коридоре, – предлагают работенку, надо разузнать поподробнее, и, глядишь, через день-другой она станет папиной. Феликс следит, как папины ноги шагают к входной двери, слышит два быстрых хлопка, когда открывается и закрывается лифт, а потом в квартире воцаряется покой, как всегда после папина ухода, даже вроде бы просторнее становится.
Лео лупит и лупит по синему матрасу. Сам бинтует себе руки, точь-в-точь как их бинтовал папа, пока не ушел красить кухню в каком-то пригородном доме. Лео знает, что научился бить сильнее, чаще и без надоедливой боли. Каждое утро тренируется до завтрака и школы, прибегает домой на большой перемене и вместо обеда лупит по матрасу, лупит и после уроков до самого вечера, лупит, если, проснувшись среди ночи, не может уснуть.
Сегодня после школы он уже второй раз слышит пылесос.
И прекращает тренировку.
Мама вошла. Она много раз проходила мимо, заглядывала сюда, со знакомым выражением на лице – его тренировки ей не по душе.
Он снова бьет. Нос и челюсть. Хассе и этот гаденыш финн. Они могут подкараулить его в любое время и в любом месте, поэтому он их избегает, даже прячется от них, пока не подготовится как следует. Нос и челюсть, Хассе и финская гнида. Теперь он действует почти автоматически. Весь корпус следует за ударом. Плечи разворачиваются, устремляются за кулаком, бьют насквозь.
– Пора его снять. – Мама выключила пылесос. – Это крюк для лампы. Там должна висеть лампа.
Она берет трехногую табуретку, влезает на нее, тянется вверх, к крюку, меж тем как сын, не глядя на нее, продолжает лупить по матрасу.
– Ты можешь прекратить?
Резкие удары, куда более сильные, чем она думала, матрас ходит ходуном.
– Ты слышал, что я сказала? Прекрати.
Еще сильнее.
– Лео!
– Нос и челюсть, мама.
Он поворачивается и одновременно говорит, один удар – один слог, а она хватает матрас, держит его.
– Послушай меня, Лео! Кто тебя так отделал? Как их звать?
Она обнимает матрас, стоит у Лео на пути, так что он вынужден оборвать тренировку.
– Хассе и Кекконен.
– Назови мне полные имена.
– Зачем?
– Хочу позвонить их родителям.
– Нет! Ни за что! Если ты позвонишь… знаешь, что будет?
Он садится на табурет, возле маминых тапок с помпончиками.
– Лео… я все улажу.
– Ты только хуже сделаешь! Неужели непонятно?
Она обнимает уже не матрас, а его.
– Полные имена.
Он мотает головой, трется лбом о ее грудь.
– Ну что ж.
Она опять влезает на табуретку, снимает матрас, бросает на пол.
– Я сам разберусь! Не вмешивайся!
– Сперва можешь снять эти дурацкие бинты.
– Мне надо тренироваться!
– Сию минуту, Лео.
– Папа сказал, мне надо тренироваться!
– А я говорю, пора прекратить.