Наступил последний вечер перед венчанием, а она все еще не знала, как вести себя. За окном была непроглядная темень, когда в спальню Фрэнсис заглянула София:

— Можно войти?

— Конечно, входи, — ответила Фрэнсис, отвернувшись от окна.

На мачехе был элегантный шелковый халат, длинные густые волосы свободно рассыпались по плечам. Она выглядела совсем молодой.

— Что-то случилось, и мне нужно бежать на помощь? — с вялой насмешкой спросила Фрэнсис. — У Ангуса опять колики? Или преподобный Маклеод явился с поздним визитом?

София не только не ответила, но даже полуотвернулась, стараясь не встречаться с падчерицей взглядом.

— Что-то с папой? Он нездоров, да, София? Ответь же скорее!

— С ним все в порядке. Сядь со мной рядом. Мне нужно поговорить с тобой на очень важную тему.

Фрэнсис взобралась на кровать и села в углу, подальше от мачехи, обхватив колени руками.

— Ты должна знать, каковы обязанности жены.

— Перестань, София! — поморщилась Фрэнсис. — Неужели ты думаешь, что я их не знаю? Не волнуйся! Как только графу заблагорассудится откушать, стол будет накрыт незамедлительно.

— Речь идет совсем не об этом, а об интимных обязанностях жены.

— Ах вот как!

Фрэнсис до боли прикусила губу. Проклятие, она совсем забыла про еще одну отвратительную сторону брака! По правде сказать, ей и в голову не приходило, что граф — этот чужак — может ночью прийти в ее спальню и…

— Надеюсь, ты знаешь, что происходит между мужем и женой в постели? — спросила София не без неловкости. — Что ты молчишь? Знаешь или нет?

Смущение Фрэнсис перешло в настоящий стыд. Ей казалось совершенно естественным, что этим занимаются животные, но люди… у людей это должно было быть отвратительно Она низко опустила голову и кивнула.

— Я и твой отец уверены, что граф хорошо воспитан и отнесется с пониманием к тому, что ты чувствуешь.

(На самом деле, когда разговор коснулся этого вопроса, Александр Килбракен подмигнул жене и раскатисто захохотал: «Хок — парень не промах! Он научит девчонку кое-каким фокусам!») Разумеется, это замечание привело бы в ужас любую невинную девушку, и София постаралась представить вещи в подобающем свете.

— К тому, что я чувствую? Как это понимать?

— Я уверена, что он будет относиться к тебе с должным уважением и не станет делать ничего непристойного Когда он увидит тебя в твоем истинном облике, он будет доволен он будет внимателен к тебе и… и станет сдерживать свои свои… — и на этом София умолкла окончательно.

— Понятно, — едва слышно произнесла Фрэнсис Вопреки заверениям Александра Килбракена София

Чувствовала тревогу за падчерицу. Неожиданно заговорившая совесть заставила ее ласково погладить Фрэнсис по руке.

— Но ты должна быть готова к тому, что граф захочет наследника. Каждая жена должна выполнить эту святую обязанность по отношению к мужу.

— Захочет наследника… — механически повторила Фрэнсис.

Окончательно разнервированная, София лихорадочно подыскивала ободряющие слова, когда Фрэнсис вдруг подняла голову и прямо посмотрела ей в глаза.

— Спасибо, что объяснила мне это. Поверь, я все поняла, все абсолютно. Ужасно глупо, что я сразу не подумала… впрочем, не важно.

Когда София ушла, Фрэнсис забилась под одеяло, сжавшись в комок. Образ обнаженного графа, стоящего над водой на вершине невысокой скалы, снова всплыл в ее памяти. Она прекрасно знала, что плоть внизу его живота могла увеличиться. Мысль о том, что «эта штука» будет вставлена между ее ног, вызвала у Фрэнсис при ступ неуправляемой дрожи. Как это все гадко, нелепо и непристойно! Настоящая мерзость! Но после венчания граф будет иметь полное право на ее тело. Если она станет сопротивляться, он ее скорее всего изобьет, и жаловаться на это будет некому. Все права, все абсолютно, будут у него, а на ее долю не останется ни единого.

Фрэнсис трясло как в лихорадке, и она не сознавала, что беззвучно плачет. Заметив, что подушка уже промокла от слез, она разозлилась на себя и села в постели, отерев щеки тыльной стороной ладони. Ей вспомнился взгляд графа, скользивший по ее телу в тот час, когда ей было сделано предложение… нет, перед тем как ее поставили в известность о том, что она вскоре станет графиней Ротрмор. В эту самую минуту Фрэнсис приняла решение насчет своего будущего.

Она ничего не станет менять в своей новообретенной внешности — ни единой черточки — и останется невзрачной и бессловесной до тех пор, пока граф не сбежит в Лондон (что он, конечно же, сделает сразу, как только это позволят правила хорошего тона). Она не даст ему и пальцем прикоснуться к ней. Впрочем, пальцем пусть прикасается сколько угодно, лишь бы держал подальше от нее другую часть своего тела!

Если все пойдет по этому плану, жизнь в браке будет не такой уж тягостной. У нее появится свой дом, где можно будет вести себя как заблагорассудится, а супруг, если хочет, может перебрать по очереди всех леди в Лондоне.

Хок лежал на спине, он был удовлетворен, и его клонило ко сну. Рядом с ним, согнув в колене ножку, лежала Джорджина Морган, молодая вдова, у которой Хок охотно проводил время в Глазго. Это воплощение цветущей женственности было вдовой, несколько старше Хока годами. Она не уступала ему в темпераменте.

— Ты превосходный любовник, — ворковала Джорджина.

— Позволь заметить, что в этом ты восхитительна. — Хок коснулся губами душистых волос любовницы и вздохнул. — Мне придется выехать еще до рассвета. Меня ждут в замке «Килбракен», что на озере Лох-Ломонд.

— В замке графа Рутвена? А что у тебя за дело к нему?

Хок мог бы сказать, что это ее совершенно не касается, но не был настроен на лояльность по отношению к будущему тестю. К тому же новости все равно должны были просочиться рано или поздно.

— Завтра я венчаюсь с одной из его дочерей, — отметил он холодно.

— Жаль, — заметила Джорджина,

Новость поймала ее врасплох: она была уверена, что Хок проведет еще несколько дней в Глазго, а значит, и с ней.

— Вот именно, жаль, — согласился Хок, чувствуя, как колено Джорджины поглаживает ему низ живота. — Ты хочешь, чтобы на долю новобрачной вообще ничего не осталось?

— Зачем мне оставлять что-то на ее долю? Я не настолько устала.

— Посмотрим, надолго ли еще меня хватит. — ответил Хок, самоуверенно усмехнувшись. Он провел лалонью вниз по животу Джорджины и раздвинул ей ноги.

— Фрэнсис, мое терпение истощилось!

Александр Килбракен протянул руку, намереваясь стащить очки с носа дочери. Фрэнсис увернулась.

— Это несправедливо, папа! Я согласилась выйти замуж за твоего ненаглядного Хока, так должно же хоть что-то быть по-моему.