О: Мы находимся в разных ситуациях. Тайвань — это эмоциональный, национальный вопрос. Он является частью Китая. Это провинция, которую у них сначала отняли голландцы, потом португальцы, потом японцы. Китайцы всегда считали это национальным позором и хотели вернуть Тайвань обратно. Но нет никаких исторических причин, почему бы они хотели взять под свой контроль нас.

В: Тем не менее существует ли опасность того, что мы будет слишком тесно связаны с китайской экономикой?

О: Все зависит от нашего выбора. Как я уже говорил, я не думаю, что Сингапур сможет процветать благодаря одним только связям с Китаем. Если бы мы ориентировались только на Китай, мы бы не стали тем Сингапуром, каким являемся сегодня. Что изменится для нас, если Китай станет в десять раз сильнее? Это сделает нас в десять раз сильнее? Нет. Наше процветание обеспечивается нашими связями со всем миром.

В: Но так было в прошлом.

О: В будущем будет то же самое. Мы не остров Хайнань и не Гонконг, которым географическая близость и этническая идентичность фактически не оставляют выбора. Мы — страна с огромным разнообразием и находимся в центре архипелага, где сходятся многие пути со всего мира.

В: А что, если в какой-то момент китайцы начнут возражать против того, что Сингапур размещает у себя американский военно-логистический центр?

О: Как они могут возражать? У них нет на это права. Если они попросят нас закрыть американскую базу, наш ответ будет: «Если хотите, вы можете разместить у нас свою логистическую базу тоже».

В: Значит, Сингапур будет принимать у себя и китайцев, и американцев?

О: Почему бы и нет?

Основная проблема с евро заключается в том, что монетарная интеграция невозможна без финансовой, особенно в регионе с такими разными традициями трудолюбия и финансовой дисциплины, как, скажем, в Германии и Греции. Эта несовместимость в конце концов разрушит систему. Вот почему евро нежизнеспособен — это заложено в самой его ДНК. Не стоит думать, что трудности, с которыми в последние годы сталкивается европейская валюта, следствие всего лишь неспособности одного или двух европейских государств жить по средствам и попустительского отношения к подобному расточительству со стороны остальных членов еврозоны. Другими словами, проблемы с евро не результат исторической случайности, которую можно было бы предотвратить, если бы стороны в свое время приняли правильные — более ответственные — решения. Они исторически неизбежны, и их следовало ожидать. Если бы кризис не наступил в 2010 или 2011 г., он бы наступил год спустя, под влиянием других обстоятельств.

Следовательно, я не уверен, что евро можно спасти, по крайней мере в его нынешнем виде, сохранив в еврозоне все 17 стран.

С самого начала проекта евровалюты ведущие мировые экономисты, в том числе профессор Гарвардского университета Мартин Фельдстейн, били тревогу по поводу заложенных в нем противоречий. Англичане не присоединились к еврозоне, потому что не были уверены в том, что система будет работать. Они сомневались в ее выгодах и хорошо осознавали все риски. Однако правительства и население 17 других европейских стран проголосовали за переход на единую валюту, несмотря на очевидную неготовность к финансовой интеграции, которая подразумевает определенную утрату суверенитета. Сделанный ими выбор отражал ошибочное убеждение в том, что Европа является особенным регионом, способным преодолеть любые противоречия. Другими словами, это было чисто политическое решение.

В Соединенных Штатах 50 штатов успешно используют единую валюту, потому что у них есть единая Федеральная резервная система и единое Казначейство, т. е. министерство финансов. Если какой-либо штат испытывает экономические трудности, он получает щедрую финансовую помощь из центра в форме государственных программ и дотаций на социальные расходы. Федеральное правительство собирает налоги со всех штатов и грамотно распределяет собранные средства между всеми. Некоторые штаты имеют почти постоянный дефицит бюджета, но это не нарушает устойчивости системы, потому что никто не считает ее несправедливой. Люди, живущие в дотационных штатах, являются такими же гражданами Америки, как и люди, живущие в донорских штатах, и последние не ожидают никакой компенсации за финансовую поддержку, которую оказывают. Это подарок.

Противоположная система тоже работоспособна и стабильна — я имею в виду ту, что была в Европе до введения евро, когда каждая страна имела не только свое собственное министерство финансов, но и собственную валюту. В рамках этой системы, если в какой-либо стране начиналось замедление экономики, она могла внести необходимые коррективы в свою кредитно-денежную политику, чтобы исправить эту ситуацию, поскольку была свободна от оков единой валюты. Например, она могла увеличить количество денежной массы в обращении — то, что американцы называют «количественным смягчением», — и обесценить валюту, чтобы повысить привлекательность своего экспорта. Однако, объединившись в единое валютное сообщество, страны еврозоны были вынуждены отказаться от подобных инструментов. Кроме того, созданная ими система не предусматривает бюджетные трансферты такого рода и масштаба, какие предусмотрены финансовой системой Соединенных Штатов.

Еврозона напоминает собой разношерстную толпу, которую заставили маршировать под один барабан. Одни страны размашистыми шагами идут вперед, другие изо всех сил стараются за ними угнаться. В странах с более отсталой экономикой правительства под сильнейшим давлением электората вынуждены были сохранять на прежнем уровне или даже увеличивать государственные расходы, несмотря на сокращающиеся налоговые поступления. Дефицит бюджета покрывался за счет кредитов на денежных рынках. Тот факт, что эти кредиты могли быть получены по относительно низким ставкам, поскольку они брались в евро, а не, скажем, в драхмах, не препятствовал, а, наоборот, способствовал расточительности. Греки с их колоссальным внешним долгом нагляднее всего демонстрируют нам этот порочный круг. Говоря по справедливости, за сложившуюся ситуацию отчасти несет ответственность все сообщество еврозоны, поскольку Пакт стабильности и роста предусматривает применение санкций в отношении стран, повторно нарушающих его положения о дефиците госбюджета. Но за все время существования Пакта эти санкции никогда ни к кому не применялись.

Одно время эксперты оптимистично выражали надежду на то, что эти страны сумеют сократить разрыв с более сильными соседями, такими как Германия, за счет урезания социальных программ, реформирования налоговой сферы, либерализации рынка труда и повышения пенсионного возраста. Но этого не произошло. С наступлением мирового финансового кризиса 2008 г. ситуация обострилась. Дешевые кредитные деньги иссякли, и падение доверия рынков к кредитоспособности таких стран, как Греция, привело к резкому повышению ставок заимствования. Германия и Европейский центральный банк были вынуждены вмешаться и спасти Грецию от неминуемого банкротства, чтобы остановить распространение долгового кризиса на другие страны еврозоны, находящиеся в ничуть не лучшем положении.