Юзбаши всем видом показал, что он, конечно, сочувствует горю столь достойного человека, но все еще не понимает, при чем тут он.

– И тут, к своему ужасу, я выяснил, что мой партнер по делам, казавшийся столь осторожным и рассудительным, буквально сошел с ума! Он зачем-то скупал векселя критских греков. А вы, уважаемый господин Мехмет-оглы, знаете, наверное, что критские греки доверия не заслуживают и в мирное время, за ними глаз да глаз, иначе обманут!

Сотник при этих словах энергично кивнул, подтверждая тем самым и вторую свою слабость – нелюбовь к аборигенам, доходящую до презрения.

– Вот видите? А что же они сделают сейчас, во времена, когда многие из них втайне поддерживают мятеж против законной власти? Разве есть шанс стребовать с них хоть что-то?

Карабарс, нахмурясь, кивнул.

«Вот и третья твоя слабость, дружок! – улыбнулся про себя Полтора жида. – Ты любишь воображать себя опорой законности, хотя на самом деле всего лишь любишь власть и не любишь аборигенов! А поскольку ты, кроме этого, еще очень нуждаешься в деньгах, на этих слабостях мы и сыграем!»

– К счастью, срок уплаты по этим векселям еще не скоро, – размеренно продолжил ростовщик, – по одним полгода, по другим и вообще год. И когда я узнал, что в Ханье возникла надежная опора порядка в лице вашем, господин Мехмет-оглы, и вашей Сотни, ликованию моему не было предела!

С этими словами Полтора жида изобразил широкую улыбку.

– Уж вы-то, я уверен, сможете призвать этих негодяев к порядку и заставить расплатиться! А я, разумеется, оплатил бы расходы.

Карабарс немного обдумал сказанное и уточнил:

– Но ведь сейчас, если я вас правильно понял, срок оплаты еще не наступил? Как же я могу требовать с них, чтобы они расплатились с вами сейчас? Это будет нарушением закона!

– Ни в коем случае! Ни в коем случае, повторю, я не говорю о нарушении закона, что вы! – живо отозвался Рабинович и тут же немного польстил: – Я знаю, что вы – верный страж закона и порядка в этом городе! Я говорю не о востребовании сейчас, а лишь о том, чтобы вы выступили авалистом по этим векселям. Ваша блистательная репутация дошла и до России, так что кредиторы вполне согласятся ждать и полгода, и год, уверенные, что теперь-то с ними расплатятся сполна!

– Авалистом? – недоуменно переспросил сотник. – А кто это?

– Это тот, кто ставит свою отметку вот в этой части векселя. Вот тут, посмотрите! – размеренно рокотал Рабинович, одновременно ткнув в лицевую часть векселя. – Отметка называется «аваль». И тот человек, или организация, который ее ставит, гарантирует, что тот, кто выписал вексель, расплатится по нему полностью и в срок. Иначе авалист расплатится за должника. Ну а потом взыщет эти деньги с лица, выписавшего вексель. Дело в том, что авалист, как правило, пользуется куда большим доверием на рынке. И имеет влияние достаточное, чтобы проследить, что должник не будет уклоняться от оплаты.

Рабинович помолчал и вкрадчиво добавил:

– И вот за эту гарантию авалисту всегда платят за его отметку. Сразу, как только он ее проставил. Два процента, как правило. А поскольку авалист обычно пользуется уважением, то должники, как правило, платят. Так что эти деньги платят фактически не за то, что авалист делает, а за то, что ему ничего не приходится делать.

– Мне придется! – прервал его Карабарс. – Вы сами, уважаемый, отметили, что у нас на острове мятеж, и многие греки ему сочувствуют. Так что мне придется работать! Десять процентов, и ни одним пара меньше!

– Вы совершенно верно уловили суть, но ведь делать вам придется то, что вы и так должны делать – охранять закон и поддерживать порядок! Три процента!

– За этим идите к полиции! А наша задача – борьба с мятежниками и сепаратистами! Семь!

«Ага, к полиции! – ехидно подумал Полтора жида. – А то я не с них начал. Увы, этот Дениз-оглы слишком осторожен! И делишки по выбиванию долгов числит сомнительными. А если и станет выбивать, то лишь по закону, то есть очень медленно. И авалистом он стать не рискнет… Нет уж, ты – основная кандидатура!»

Но вслух он сказал совсем другое:

– Увы, но судя по тому, что я слышал, полиция тут порой покрывает даже явных смутьянов. Так что ожидать от них помощи нельзя! Четыре!

– Это вы верно отметили. На полицию надежды нет. И я бы согласился работать даже за один процент. Но ведь вы сами сказали, уважаемый, что если должник не расплатится, то авалист платит за него. А вдруг кого-то из ваших должников убьют? Или он за срок, оставшийся до уплаты, обнищает? Платить ведь, как честному человеку, придется мне, верно? Так что шесть!

– Я уверен, что такой не только доблестный, но и умный человек, как вы, найдет, что взыскать даже с нищего и мертвого! – впервые за весь разговор показал зубы Рабинович. И весь его вид намекал: «Да, я знаю о твоих делишках. И знаю, кому ты сплавлял реквизированное имущество, и даже каким торговцам ты продал так таинственно «исчезнувших» домашних Попандопуло. Да и не только их. Людей, братец, и их имущество всегда можно продать, если знать кому. А ты знаешь. И не просто знаешь, а продаешь. Так что мы оба можем быть уверены, что долг ты взыщешь, да еще и с лихвой!»

– Ладно! – уловив намек, оборвал торг Карабарс. – Пять процентов! Только для вас, такого приятного собеседника.

* * *

Получив на векселя аваль Карабарса, Рабинович тут же пошел к тем самым загадочным «партнерам» Карабарса и продал им векселя по семьдесят пять – восемьдесят процентов (в зависимости от срока погашения). А почему бы и нет? Эти люди знали, что авалист заставит расплатиться по векселям в срок и в полном размере. Заставит всех, даже нищих и мертвых. А деньги, как известно, никогда не бывают лишними.

Сам же Полтора жида был доволен. С учетом расходов премия этого прохиндея составляла в среднем около двадцати процентов от номинала векселя. Или до половины от начальных вложений. Нет, решительно такую выгодную схему терять нельзя! Но чтобы «партнеры» Карабарса продолжали брать векселя с его авалем, был нужен кто-то, кто, во-первых, эти самые векселя будет принимать у Дукакиса и его «коллег по бизнесу», во-вторых, будет проверять, действительно ли вексель подписан старостой деревни, а не каким-то проходимцем, ну и, в-третьих, поскольку «партнеры» Карабарса соглашались работать только с Рабиновичем или его родней, будет Рабиновичу родственником.

Нет, решительно надо заставить Гольдберга жениться на Софочке. Он не может и не должен ради какой-то там эфемерной «любви» жертвовать интересами дела. А Сарочку, если хочет, пусть содержит как любовницу!

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Постепенно нога проходила. И я договорился с Кареном, что в следующую субботу, предпоследнюю субботу октября, он проводит меня до синагоги и поможет поискать Сарочку. Он же, в свою очередь, настоял, чтобы я захватил оружие, так как в городе неспокойно. Пришлось обещать. И не просто обещать. Оба справленных мной костюма были совершенно непригодны для ношения револьверов. Поэтому я выпросил у Анны Валерьевны куртку, оставшуюся от моего предшественника, и, потратив на это вечерок, переделал карманы в карманы-кобуры[26]. Оба револьвера и так были полностью заряжены, но вдобавок к этому я рассыпал по карманам запас из двух десятков патронов. К этому времени я уже прочно усвоил, что патронов много не бывает, только очень мало, мало и «все равно мало, но больше не впихнешь». Кроме того, поскольку время стояло тревожное, я на всякий случай взял с собой полный дневник с лабораторными записями и комплект документов, приготовленный для меня начальником полиции.