— Да.

— Это хорошо, да? Есть шанс!

— Да, да…

— Не грусти. Доброй ночи. Я люблю тебя.

Утром я проводила подругу до вокзала. У меня было такое чувство, что я обрела ещё одну старшую сестру, мудрую и заботливую.

Я же решила остаться пока в Нижнем Волчке, а если быть более точной, — в Верхнем. Мама со Светой ушли на работу, так что моим затеям некому было помешать.

В сарае у меня стоял старый велосипед. Ещё в пору моей ранней юности мы втроем с мамой и Светой купили по велосипеду, чтобы ездить на дискотеки в соседние деревни. Сейчас пользовались только одним велосипедом, и то изредка. Я решила его взять (это оказался мамин, у остальных были спущены колеса, а насос где-то потерялся, долго искать).

Всё время, пока я копошилась, собирая вещи и вытаскивая из сарайки велосипед, Захар сидел у себя в комнате, даже не пытаясь заговорить со мной или как-то показать, что не обижается на меня.

Снова набрался полный рюкзак вещей. Велосипед значительно облегчил и ускорил путь до бывшей охотничьей деревни, правда, в горку приходилось катить его рядом с собой.

За сто метров до обрыва я решила разогнаться, чтобы влететь в бывшую деревню на скорости, но забыла, что почва там каменистая, поэтому велосипед приземлился отдельно от меня. Всё обошлось без травм в этот раз, но я решила больше так не рисковать.

В светлое время суток этот маленький мирок выглядел совсем уныло. И хоть тела погибших давно убрали, воронки от взрывов напоминали о том, что произошло. Только бревенчатые домики, стоявшие немного поодаль, остались почти не тронутыми. Мне в голову закралась идея: поселиться в одном из них. Раз я могу в любой момент обратиться волком, а мой муж здесь, то и моё место рядом с ним. Немного по-первобытному, но ведь я сама довела нас до такого.

Первая избушка, уцелевшая после пожара и военных действий, похоже, была местной «питийной», вся залитая пивом и мочой — жуть. Вторая — Захара, я обошла её стороной. В итоге я нашла почти новый домик, которого ещё не было, когда я последний раз сбежала в Верхний Волчок и жила у Захара. Внутри оказалась печка, грубо сколоченный деревянный стол и такая же примитивная кровать возле стены. Больше ничего: ни удобств, ни бани, ни тряпок. Скорей всего, здесь ещё никто не успел пожить.

К обеду я пожалела, что не взяла с собой еды. Живот просто сгорал от голода. Я настолько привыкла к шаговой доступности магазинов, что не знала, как теперь быть. Желудок упорно отказывался принимать сырое мясо. Может быть, это из-за беременности? Или с непривычки?

С голодным желудком я уже в волчьем обличии побежала искать мужа, но то ли лес стал больше, то ли Дилан не желал меня видеть. Когда стемнело и сил осталось только на обратную дорогу, я собралась ехать домой.

Следующую неделю я ежедневно ездила в Верхний Волчок, собирала всякие нужные, на мой взгляд, вещи и таскала их в дом. Домик был маленький: крошечный предбанник и комната примерно три на четыре. В итоге у меня появилось несколько более-менее приличных одеял, пара подушек, тюфяк, старенькая занавеска на окно, кастрюля, шампуры, два табурета, скамейка, тарелки, ложки, ножи, топор, ведро с веревкой и черпаком, пара ватников, валенки и некоторые другие мелочи. Это всё показалось мне неплохим богатством, но касательно еды я ещё не нашла решения.

Я предупредила маму, что съезжаю, чтобы быть ближе к своему мужу. Мама возражала, говорила, что Дилан не позволит мне сделать такое, и надо в первую очередь заботиться о будущем ребёнке. Меня, как обычно, было не переубедить.

Немного восстановив силы, я снова направилась на поиски Дилана. То ли в этот раз он не прятался, то ли я была более сосредоточена, но мы, наконец, встретились. Была только одна проблема: я плохо помнила себя в волчьем обличии, — только в общих чертах, и Дилан, скорей всего, тоже.

Несколько ночей я не превращалась в человека: никогда ещё я не была зверем так долго, но главное — это то, что мы были вместе. Пока я была волком, мой желудок принимал сырое мясо, самочувствие нормализовалось, а в голову не лезли мысли, совершенно никакие.

Но спустя несколько дней из волчьей шкуры меня будто бы выбросило, я оказалась голая прямо посреди леса. Мне удалось снова превратиться и показать Дилану домик, облюбованный мной.

Так мы стали первыми жителями охотничьей деревни после прогремевшей в ней войны.

Целый месяц я почти не принимала облик человека, это было самое беззаботное время, какое только могла дать мне моя безумная жизнь. Целый месяц кроме физиологических потребностей мне ничего не было нужно, я просто ни о чём не думала, пока, наконец, не произошло то, что заставило меня вернуться в собственный разум.

Однажды утром мы проснулись людьми. Когда я открыла глаза, Дилан ещё мирно сопел, я прижалась к нему и, не в силах подавить ликование, начала скользить губами по его плечам, шее и лицу. Он вздрогнул и некоторое время приходил в себя.

Я смеялась и плакала.

— Диана… — он крепко прижал меня к себе.

Утро мы провели на нашем ложе из зеленого мха под открытым небом, пока, наконец, я не решилась заговорить.

— Ты поправился, прямо почти толстяк. — заметила я.

Нет, разумеется, моё заявление было лишь шуткой, просто кое-кто заматерел, и это только добавляло ему привлекательности в моих глазах. Наверное, скачок гормонов повлёк за собой столь заметные изменения. Никогда ещё не видела Дилана таким. Словно нам дали шанс познакомиться заново.

— Ты на себя посмотри! — сказал он с довольной улыбкой и озорным огоньком во взгляде, которого я раньше не замечала.

Я уставилась на свой живот: он на самом деле подрос, хотя я снова чувствовала такой голод, как будто у меня чёрная дыра вместо желудка. Подурачившись ещё немного, мы решили вернуться в Нижний Волчок, чтобы опустошить мамин холодильник.

Мы рассудили, что превращаться обратно в волков не будем, поэтому до охотничьей избы добирались через лес пешком. Это заняло почти целый день, но, кто знает, может, в волчьей ипостаси мы забыли бы, куда собирались. Мне хотелось побыть человеком и вдоволь насмотреться на своего любимого мужчину.

— Я почти привык быть волком. Это не так уж плохо. — сказал Дилан.

— Не хотел обратно?

Он задумался, а потом ответил, что всё это время мысли об этом его не посещали, что он был просто животным. Но он рад вернуться.

— Дилан… мы снова можем говорить. Я была такой дурой… Я не знаю, как искупить свою вину перед тобой, и сможешь ли ты меня простить?

— Очень скоро ты повзрослеешь и поумнеешь. — ответил он. — Всё хорошо. Просто впредь делай то, что говорю тебе я.

— Обещаю. Мне так стыдно за то, что я обманула тебя… — я опустила голову, мой голос перешёл в шёпот. — Господи, прости, Дилан… Я опять героически надеялась сделать всё сама, а ты… Как же тебе было больно! Ох, я боялась, что мы не успеем, и ты умрёшь…