Снова взяв всё в свои руки, он предпринял большой восточный поход. Он укрепился в области Кабула, господствующей над Индией, на стратегической позиции, откуда столь часто будут выходить завоеватели Индии, и, тем самым показав им путь, спустился в эту страну. Он занял Гандхару и долину Инда. На берегах этой реки он построил флот, командование которым поручил греку Скилаку из Карианды, своему слуге, поставив перед ним задачу спуститься по течению реки и вернуться морем в Персидский залив или в Египет. Это морское путешествие, не первое из упомянутых историей, поскольку финикийцы к тому времени уже обогнули Африку, но примечательное, заняло тридцать месяцев. Царь, естественно, не стал дожидался его результатов. Он вернулся на север, форсировал Яксарт, развернул широкое наступление на саков.

Впервые иранцы с нагорья предприняли настоящий поход в степи, и непохоже, чтобы они это сделали в качестве превентивной меры против возможных набегов кочевников. Всё наводит на мысль, что Дарий вознамерился объединить под своим скипетром все иранские народы, кочевые и оседлые. Казалось, это ему удастся. Саки покорились; они стали служить в его армии; их можно будет увидеть в Греции. Оставалось только вынудить причерноморских скифов последовать их примеру. Вернувшись на Ближний Восток, Дарий организовал против них операцию гигантского масштаба. Говорят, он повёл армию в 800 тыс. бойцов, послав перед ней флот, отдельные корабли которого, возможно, достигли Тарента в Италии. Ещё один флот вышел в Чёрное море. Византии покорился. Дарий переправился через Босфор, занял Фракию, заставил Македонию признать его власть, перешёл Дунай по мосту, наведённому ионийцами. Но скифы ускользали, не принимая боя. Степь была слишком обширна. Великий царь понял, что так и не сможет навязать им своё господство, и в 512 г. до н. э. вернулся назад.

Объединить иранцев не удалось. Ну и что! Дарий был владыкой мира. По крайней мере был бы, если бы вне его власти пока не оставались маленькие и гордые греческие полисы, оказавшиеся между его азиатскими владениями и тем, что он только что приобрёл в Европе. Он мог только мечтать о том, чтобы их оккупировать. Персы с давних времён вмешивались в их дела, тратя на них золото. Пора было со всем этим покончить. Предлог для вмешательства ему представился.

ПЕРСИДСКИЕ ВОЙНЫ

Пользуясь настоящей автономией, вассальные государства персов не упускали возможности восстать, и в любой момент какая-нибудь провинция, какой-нибудь полис, какой-нибудь воткдь по той или иной причине устраивали мятеж против Великого царя. В 499 г. до н. э. восстала Иония, с одобрения греческих городов Европы и даже при их прямой поддержке: в 498 г. до н. э. афиняне приняли участие во взятии Сард. Иного предлога не требовалось. Империя должна была реагировать. Начались греко-персидские войны.

Обычно принято говорить о двух греко-персидских войнах, первая из которых произошла в 490 г. до н. э., вторая — в 480-479 гг. до н. э., но на самом деле конфликт между греками и персами длился полвека, с 499 по 449 г. до н. э.

История этой борьбы, в которой самая могущественная империя, какую знал мир, находившаяся на вершине славы и располагавшая максимальными средствами за всё время своего существования, противостояла маленьким независимым городам, соперничавшим меж собой, — бесспорно, красивая и назидательная. В ней находят многое: конфликт Европы и Азии, конфликт демократии и монархии, конфликт национализма и универсализма, причём последний, используя анахроничный термин, можно назвать глобализацией, — дополнительное доказательство величия Греции, её достоинств, противостоявших порокам и ничтожеству Персии. Считать, что причиной поражения персов был не только героизм их противников, не значит преуменьшать заслуги Спарты или Афин. Тут видят также победу цивилизации над варварством и чудо, спасшее эллинскую и тем самым нашу цивилизацию. Счесть персов варварами значило бы отнестись к ним очень несправедливо, ведь в Греции этим словом просто называли всех людей, не говоривших на благозвучном эллинском языке: персы имели высокую культуру, яркую религию, очень возвышенную этику. И очень несправедливым по отношению к Греции было бы полагать, что персидское завоевание уничтожало её творческий гений. Он был достаточно мощным, чтобы выдерживать политическое подчинение, которое, повторим ещё раз, было достаточно мягким, позволявшим культуре греков сохраняться.

На ионийское восстание и афинскую интервенцию персы отреагировали быстро. Сначала они отвоевали анатолийские полисы, что порой удавалось не без труда (Милет держался два года), и уже тогда можно было почувствовать, что это восстание — не прихоть, а выражение глубинного стремления к свободе и что борьба будет упорной. Потом они вывели в море свой флот, по преимуществу финикийский. Он повсюду одерживал победы. Он овладел Хиосом и Лесбосом. После этого Дарий решил высадиться в Европе. Он оснастил невероятное количество кораблей, около шестисот, но близ горы Афон половину из них уничтожил шторм. Тем не менее армия вступила на Пелопоннес и взяла Эретрию, население которой выслали в Сузиану. При Марафоне, в сорока километрах к северо-востоку от своей столицы, афиняне 13 сентября 490 г. до н. э. одержали блестящую победу. Говорят, персы потеряли убитыми 6400 бойцов, греки — 200, при этом учитывались, несомненно, только граждане. Персы вернулись на корабли. Этот день ещё долго будет вспоминаться с восторгом; память о нём отмечают и поныне, воспроизводя отчаянный пробег марафонца Филиппида, который проделал путь в 200 км за двадцать четыре часа и умер от изнеможения, когда достиг своей цели — Спарты.

Дарий хотел ещё вернуться, но в 486 г. до н. э. умер. Как Библия воспела Кира, так Дария воспоёт Эсхил, и в устах врага это прекрасное свидетельство: «Если в дни, когда на солнце ты глядел, достоин был / Только зависти твой жребий, богоравный персов царь...» («Персы»). Его преемник Ксеркс особой воинственностью не отличался. Войне он предпочитал удовольствия, по душе ему были наслаждения во дворце, в гареме, поскольку он любил женщин (это видно по истории с Эсфирью), но его долг перед народом состоял в том, чтобы взять реванш. Однако с этим пришлось повременить. Как почти всегда после смены монарха, вспыхнули новые восстания, которые он жестоко подавил. В 486 г. до н. э. восстал Египет, в 485 г. до н. э. — Вавилон. Разъярившись, царь разрушил великий город, но довольно скоро отстроил его заново. А потом Ксерксу надо было собрать силы — невиданную прежде армию. Наконец он был готов к походу. «Так Азия вся по зову царя / Взялась за оружье, и с места снялась», — писал Эсхил, а также: «Вооружённая до зубов, / Двинулась Азия на Элладу». Сколько их было, этих людей, которые принадлежали ко всем племенам, а иногда являлись с края света, ведь в рядах этой армии были бактрийцы, саки, индийцы, негры, арабы, сорок шесть народов, говоривших на всех наречиях, не знакомых между собой, которыми командовали двадцать девять полководцев во главе с Мардонием, зятем Дария, родичем и советником Ксеркса? Иногда говорят — миллион; часто говорят — гораздо больше. Геродот (VII, 103) вкладывает в уста Ксеркса такое соображение: «Ведь если у них 5000 воинов, то у нас на каждого спартанца придётся свыше 1000», то есть пять миллионов! Учёные сокращают эти сногсшибательные цифры до 200-300 тысяч. Они всегда стремятся свести оценки демографических показателей и численности вооружённых сил до чисел, которые кажутся им разумными. И часто ошибаются, потому что картины, написанные древними авторами, выглядят не только очень красочно, но и внушительно. Экспедиционный корпус был так велик, что ему понадобился месяц, чтобы добраться от сборного пункта, Сард, до Аттики, что он потратил семь дней на переход Геллеспонта, то есть Дарданелл, в 481 г. до н. э. по двум понтонным мостам. Ксеркс выступил весной. Прибыл на место он в сентябре. Его поддерживал флот — 1207 боевых кораблей и 3000 финикийских транспортных судов.