быть гарантирована только принципом неотвратимости ответственности, когда за каждым известным наказуемым нарушением законов необходимо должна следовать ответственность. В том числе и, в предусмотренных законом случаях, – уголовная. А где у нас ответственность чиновников за всем известные должностные преступления?! Все юридические гарантии права через неотвратимость ответственности многим кажутся очень несовершенными, но ничего лучшего человечество пока не придумало. Без неотвратимости ответственности все законы, имеющие высшую юридическую силу и императивный характер действия, превращаются в обыкновенные благие пожелания, ни для кого на практике не обязательные.

В застойные времена некоторые требования граждан о соблюдении официально действующих законов расценивались как проявления вялотекущей шизофрении или как особо опасные государственные преступления. Здесь стоит напомнить читателю, что когда-то советские психиатры заявили Владимиру Буковскому, что если он требует соблюдения советских законов и не понимает, что они существует не для того, чтобы соблюдаться, то он – сумасшедший, а если понимает это, но все равно требует, то он – особо опасный государственный преступник. Для власти, основанной на беззаконии, неуклонное соблюдение собственных законов губительно. Принцип неотвратимости ответственности – это тот самый правовой принцип, который делает право правом – не на бумаге, а в реальности. При неукоснительном соблюдении государством этого принципа невозможно положение, когда официально действующие законы существуют не для того, чтобы соблюдаться. Запад признал Россию демократическим государством из-за наличия многочисленных внешних супердемократических атрибутов и не уделяет особого внимания тому, что существует под прикрытием таких атрибутов. Это все равно, что судить о положении дел с правами человека по советским законам, которые существуют для чего угодно, но только не для того, чтобы соблюдаться.

В своих статьях и комментариях я уже приводил этот пример, приведу еще раз, поскольку он дается в разных аспектах. Следуя давним диссидентским традициям, автор этих строк с Кириллом Подрабинеком в 95-м году решили поставить эксперимент над демократическим российским правосудием. Потребовали от Генеральной прокуратуры РФ возбудить уголовное дело по фактам отдания Президентом РФ Ельциным Б.Н. приказа Вооруженным Силам РФ на ведение военных действий в Чечне и неприятия мер к защите мирного населения (см. «Континент» N 94, октябрь – декабрь 1997 г.). Прокуратура возбуждать дело не хотела, мы пытались в полном соответствии с конституционными гарантиями обжаловать ее действия в суд, который нашу жалобу даже рассматривать отказался. Потребовали от Генпрокурора Скуратова Ю.И. возбудить уголовное дело в отношении судей, реакции – никакой. Тогда потребовали от Скуратова возбудить уголовное дело против него самого – ответа на заявление ждем до сих пор.

Ст.46 Конституции РФ гарантирует гражданам право на правосудие и на обжалование в суд любых действий всех должностных лиц, без каких-либо изъятий. Опять же, мы пытались реализовать «право на право» – гарантированные Конституцией РФ процессуальные права на правосудие и на судебное обжалование. Может кто из наших демократов и западных специалистов разумно мне объяснить, почему Юрий Скуратов потом вылетел из кресла Генпрокурора РФ за «постельные» похождения с девочками человека, очень на него похожего. Хотя должен был задолго до этого оказаться на скамье подсудимых за то, что не возбудил уголовное дело в отношении судей, преступно нарушивших наши конституционные права на правосудие. А те судьи-преступники до сих пор на своих постах или пошли на повышение.

Интересно сравнить методы беззаконий коммунистического и демократического правосудия. В те времена суды незаконно оставляли подобные заявления без движения, опасаясь выносить определения об отказе в их принятии, поскольку такие определения подлежат обжалованию в кассационном порядке. Разумеется, коммунистические власти кассационное заседание Мосгорсуда по жалобе на явно неправосудное определение допустить никак не могли бы. Это было бы слишком нетерпимой для них демонстрацией фальшивости своего правосудия. По нашей с Кириллом жалобе на действия Генпрокуратуры РФ районный суд без всяких колебаний вынес такое явно антиконституционное определение, а Мосгорсуд в открытом кассационном заседании без тени сомнений придал ему законную силу.

Подчеркну, что все вступившие в законную силу судебные акты имеют высшую юридическую силу. Своим кассационным определением Мосгорсуд от имени государства юридически подтвердил, что конституционные гарантии прав и свобод у нас стоят не больше бумаги, на которой написана супердемократическая Конституция РФ. И находятся же еще люди, сомневающиеся, когда я им говорю, что коммунистическая власть относилась к собственным законам гораздо более приличнее, чем нынешняя демократическая. Все мои выводы неоспоримо следуют из официальных судебных документов. В опровержение можно наговорить всякого, но все контраргументы разбиваются об имеющие высшую юридическую силу акты судов, вынесенные от имени государства.

Когда-то в 86-м году автору этих строк в Центральной Московской областной клинической психиатрической больнице поставили диагноз за, как объяснили мне психиатры, «написание антисоветского фельетона», никаких иных признаков моего сумасшествия обнаружить не удалось. Сразу после выхода «Континента» N 93 с моей статьей о наших реалиях в октябре 97-го меня вновь поставили на учет в психушке (см. «Континент» N 104). Кстати сказать, к психиатру я не хожу. А поскольку я стою на учете в дурдоме, да еще иногда пишу заявления в суды и прокуратуры с требованием привлечения должностных лиц правоохранительных органов к уголовной ответственности за должностные преступления и преступления против правосудия – эта власть меня не оставляет в покое за мою деятельность, и оснований для таких обращений у меня хватает с избытком – то 8 февраля 2001 года прокуратура Московской области вынесла заключение о прекращении всякой переписки со мной, как с человеком, страдающим «вялотекущей шизофренией с параноидным синдромом». Что меня в моих действиях нисколько не остановило.

Интересно, что обо всем этом я узнал из постановления Мещанского районного суда г. Москвы от 16 октября 2001 г., которым мне отказано в удовлетворении жалобы на нарушения закона прокуратурой Московской области при рассмотрении моего заявления о преступлении, в котором ставился вопрос о возбуждении уголовного дела по признакам ст. 285 УК РФ («Злоупотребление должностными полномочиями») в отношении руководства областного ГУВД и проведении по делу судебно-психиатрической экспертизы для определения их вменяемости по факту признания ими правомерными действий сотрудников Ногинского УВД по избиениям меня, фальсификации дела об административном правонарушении («Мелкое хулиганство») и неприятия медицинских мер во время моей пятнадцатисуточной голодовки в Ногинском ИВС.

Здесь стоит процитировать постановление суда: «Из сообщения Ногинской психиатрической больницы усматривается, что Годлевский состоит на учете у психиатра с 1986 года с диагнозом вялотекущая шизофрения с параноидным синдромом и что он длительное время занимается иверулентной деятельностью, пишет жалобы в различные