— Вот уж не думала, что ты это заметил, — сказала Алессандра слабым голосом.

— Я заметил, — ответил он уклончиво. — И не я один. В комнате не было ни одного человека, кто бы смог отвести от тебя глаза.

— И именно это заставило тебя потерять самообладание?

— Нет, черт возьми, не это! — взорвался он. — Ты совершенно не слушала, о чем я тебя просил. Зачем при посторонних людях ты упомянула про ресторан «Вито»?

— Что я не так сказала? — вежливо поинтересовалась она. — Мы же там обедали раньше.

— Что не так? — процедил он, намеренно подчеркивая каждое слово. — Да поесть там стоит недельного заработка для семей сидевших там людей! Ты представляешь, как все это выглядело, когда я прошу их подождать со своими требованиями два месяца, а моя жена предлагает ухлопать уйму денег на завтрак?

— Но они же получают зарплату, — возразила Алессандра. — Ведь так?

— Конечно. В моей фирме самая высокая зарплата в округе. Мои сотрудники получают чертовски много. Дополнительная помощь на матерей, отцов, ясли, медицинское обслуживание, бесплатное питание — все что хочешь, они все имеют. Просто получилось так, что я имею больше, чем они когда-либо смогут получить, только и всего. — Он вздохнул. — Нет, это не лотерея, жизнь — это вообще не лотерея, это просто определенный порядок вещей. И я не желаю, чтобы кто-то совал свой нос в мою жизнь, вот и все. Ты понимаешь, Алессандра, что я хочу сказать?

— О, да, — вздохнула она, прикрывая глаза, как бы пытаясь глубже вдуматься в смысл сказанного. — Мне это даже в голову не пришло. Боже, какая я дура! — Она умолкла и прямо посмотрела на него. — Прости меня, Камерон.

— Ладно, — кивнул он. — Ты меня тоже. Мне очень жаль, что я не встретил тебя так, как тебе хотелось.

— Мы это говорили друг другу уже не раз последнее время, не так ли? — заметила она. — Прости.

— Это лучше, чем никогда, верно?

— Думаю, да, — согласилась она. Но это не меняло дела — что-то между ними было не так, и им все время приходилось за это извиняться друг перед другом.

— Я ужасно устал, — вздохнул Камерон, откинулся на диван, закрыв глаза. Усталость чувствовалась в каждом напряженном мускуле его великолепного тела. — Иди ко мне, — сказал он, и что-то в его голосе заставило ее сердце затрепетать.

Алессандра придвинулась к нему, и он обнял ее. Она положила голову ему на грудь, и они замерли, наслаждаясь мирной тишиной.

— У нас никогда не было такой возможности, — прошептал он в конце концов, вдыхая аромат ее волос.

— Какой?

— Ничего не делать. Абсолютно ничего, просто быть рядом.

— Ну, наверно. — Ее большие темные глаза были широко открыты и смотрели на него вопросительно. — Ты действительно не знаешь, чем бы нам заняться?

— Возможно, да, моя любимая. Возможно, знаю.

Она чувствовала, как напряглись мускулы, подобно толстым полосам стали, обернутым вокруг его груди. Она выкарабкалась из его объятий и, встав на колени за его спиной, начала гладить натянутые мышцы шеи.

— О-о, хорошо, — выдохнул он хрипло. — Это заставляет меня забыть обо всем. О забастовках. О планах. Черт бы их всех побрал.

— Неплохая идея, — прошептала она ехидно. — Но только зачинщиков.

— В самом деле? — лениво прошептал он.

— Ммм. В самом деле, — промурлыкала Алессандра, развязывая его галстук, затем расстегивая рубашку и стаскивая ее. Его глаза слабо светились в темноте, и в них стоял вопрос. — Ложись, — приказала она мягко. — На живот.

— Что мне больше всего нравится — так это то, что женщина всегда знает, что делать!

Она улыбнулась, плавными движениями массируя его мышцы, двигаясь сначала вверх, а потом вниз, чувствуя, как волна расслабления охватывает его тело.

— О-о, — проговорил он наконец. — Где ты этому научилась?

— Я тебе расскажу! Тебе понравилось?

— Хорошо.

— Тебе захотелось спать?

— Нет.

— Боль прошла?

Он повернулся, и она увидела, что глаза его потемнели.

— Ну, это зависит... Одна боль ушла, но ее заменила другая. Ты понимаешь?

— Это совершенно очевидно. — Алессандра покраснела, и ее веки невольно опустились.

— Алессандра, — он засмеялся, — мне так нравится, когда ты так делаешь!

— Что я делаю?

— Краснеешь. Это заставляет меня понять, какой невинной ты была, когда мы с тобой первый раз встретились.

— И всему, что я знаю, я научилась от тебя! — сказала Алессандра с дразнящей улыбкой на лице.

— Ты была образцовой ученицей, — прошептал Камерон. — Это мне больше всего в тебе нравилось.

— Даже так? — Ее пальцы чертили крошечные овалы в центре его ладоней. — И что тебе еще во мне нравится?

Его глаза заблестели как драгоценные камни.

— Еще много чего.

Она улыбнулась ему широкой кокетливой улыбкой.

— А это тебе нравится? — И она подняла полы своей алой блузы над головой, чтобы продемонстрировать прозрачную паутинку тонких кружев, едва прикрывающих ее пышную грудь.

— Да, — прошептал он оценивающе. — Даже очень.

— Что мне сделать теперь? — спросила она его вызывающе.

В его темных прищуренных глазах появился голодный блеск.

— Мне кажется, ты уже что-то придумала.

— Ты оценишь, если я сниму остальное?

— А как ты думаешь?

Алессандра покачала головой, словно обдумывая эту мысль.

— Я думаю, что оценишь.

Она встала с дивана и начала медленно раздеваться перед ним, расстегнув алую юбку и позволив ей медленно соскользнуть вниз, потом переступила через нее. Она любила смотреть, как его глаза начинали блестеть, а высокие скулы медленно розоветь, когда он внимательно наблюдал за ней. Очень осторожно она взяла за края тонкие чулки, медленно скатывая их по всей длине, обнажая матовые бедра и стройные длинные ноги.

— Нет, — сказал Камерон, увидев, как ее руки скользнули к комбинации. — Оставь. Иди сюда.

Алессандра села на него, его возбуждение сразу передалось ей, когда он расстегивал ремень брюк и застонал от удовольствия и нетерпения.

Она никогда не видела, чтобы муж раздевался с такой неизящной поспешностью, а когда он остался совершенно голым, то жадно сжал ее бедра.

— Мне хотелось этого целый день, как только ты вошла в мой кабинет, — прошептал Камерон и наклонил к себе ее голову.

Алессандра ожидала, что поцелуй будет жестким, как наказание, но вместо этого утонула в его нежности. Она не могла сдержать слабый стон, слетевший с ее губ, и, только когда он отодвинул свою голову, поняла, что произносила его имя.