посмотрел в безжизненное лицо своего двойника. Прощаясь с самим собой, он прикоснулся к холодной, мёртвой руке, и вышел из номера.

Серёжа закрыл дверь, пользуясь дубликатом ключа, и вышел на улицу мимо спящего портье в полувоенной форме.

Ленинград был чёрен и тих.

Сырой холод проник за пазуху, заставил очнуться. Волкодав промахнулся — и ловушка поэта сработала, как, впрочем, и чекистский капкан.

Теперь можно было двинуться далеко, на восток, укрыться под снежной шубой Сибири — там, где имена городов и посёлков чудны. Например — «Ерофей Палыч». Или вот — «Зима»… Зима — хорошее название. Почему бы не поселиться там?

Жизнь шла с нового листа: рассветным снегом, тусклым солнцем — сразу набело.

Извините, если кого обидел.

28 декабря 2010

История про поздравления и праздники

Чудесно! Я несколько лет работал над этим, и наконец, достиг той стадии успеха, когда ни одна из организаций, не приглашает меня на свои корпоративные безумства, ни один из обезумевших курьеров не несёт мне удивительных корпоративных подарков. Надо сказать, я восхищён чистой победой и удачей этого эксперимента.

Схожу, ради разнообразия к друзьям в одно место, куда никого персонально не приглашают, и, оттого, меня оттуда не выгонят.

Извините, если кого обидел.

29 декабря 2010

История про горячую воду

Дело в том, что многие люди купили себе в подарок и домочадцам на радость стиральные машины, водонагреватели и прочие чудеса.

Дело в этом, я думаю.

Это всё объясняет.

У меня сегодня отключали воду.

Я собрался было полежать в ванной, почитать среди пены второй том Монтеня, поиграться с уточкой и всё такое.

Пустил воду.

Но только я вернулся в ванную комнату, и задумчиво, как купающаяся вдова, потрогал воду ногой, как убедился, что ванна полна ледяной воды. Стало быть, горячую воду отключили.

Со вздохом я отложил Монтеня (и уточку), вскипятил воды и принял душ советским способом — с помощью чайника с кипятком и ковшика для смешивания хол. и гор.

Но когда я стал смывать с себя пену, как заметил, что ничего не смешивается, и я плещу на себя кипятком. И то верно — оказалось, что я смешиваю кипяток с уже пошедшей из крана горячей водой.

Тогда я решил всё же предаться неге. И уточке, разумеется.

Я отнёс чайник на кухню, и снова залез в ванную. Но за это время невидимые водопроводчики опять пустили по всем трубам только холодную воду.

Снова отложив пену, уточку и Монтеня, я вернулся и вскипятил чайник.

Когда я, с трудом держа огромный чайник, вошёл в ванную, оказалось, что вся она наполнена клубами пара, потому что из крана хлестал ржавый кипяток.

Извините, если кого обидел.

30 декабря 2010

История про 31 декабря

вспомнил, что и у меня есть новогодний рассказ. даже два — про 31.12 и 01.01.

(физика низких температур)

Липунов старел одиноко, и старение шло параллельно — и в главной жизни, и в параллельной, тайной.

Старик Липунов был доктором наук и доживал по инерции в научном институте. Одновременно он служил в загадочной конторе, настоящего названия и цели которой он не знал, кем-то вроде курьера и одновременно швейцара. Курьерские обязанности позволяли ему время от времени забегать в пустующее здание института, да и стариковские учёные советы шли реже и реже. Физика низких температур подмёрзла, движение научных молекул замедлилось и даже адсорбционный насос, проданный кем-то из руководства, неудивительным образом исчез из лаборатории Липунова.

Жидким азотом растворились научные склоки и научные темы, жидкое время утекло сквозь пальцы.

— Благодаря бульварным романам гражданин нового времени смутно знает о существовании Второго начала термодинамики, из-за порядкового числительного подозревает о наличии Первого, ну а о Третьем не узнает никогда, — губы заведующего лабораторией шевелились не в такт звукам речи. Шутник-заведующий был ровесником Липунова, но в отличие от него был абсолютно лыс.

Он пересказывал Липунову невежественные ответы студентов и их интерпретацию теории Жидкого Времени, снова вошедшую в моду. Время, согласно этой теории, текло как вязкая жидкость и вполне описывалось уравнением Навье-Стокса…Навьестокс… Кокс, кс-кис-кс. Крекс-пекс-фэкс… Звуки эти, попав в голову Липунова, стукались друг о друга внутри неё. Мой мозг высох, думал Липунов, слушая рассказ о том, что Больцман повесился бы второй раз, оттого что его температурные флуктуации забыты окончательно. Это была моя теория, если так можно говорить об идее, которая одновременно проникла в умы десятков человек лет двадцать назад. Да что там двадцать, ещё сто лет назад в сводчатом подвале университета на Моховой построили первый несовершенный рекуператор.

Но он кивал суетливому лысому начальнику сочувственно, будто и правда следил за разговором. Они, кстати, представляли комичную пару.

Липунов ещё числился в списках, на сберегательную книжку ему регулярно приходили редкие и жухлые, как листья поздней осенью, денежные переводы из бухгалтерии.

Иногда даже к нему приходили студенты — было известно, что он подписывал практикантские книжки не читая.

Это всё была инерция стремительно раскрученной жизни шестидесятых.

Нет, и сейчас он приходил на семинары и даже был членом учёного совета.

Перед Новым годом, на последнем заседании, он чуть было не завалил чужого аспиранта. Аспирант защищался по модной теории Жидкого Времени.

Суть состояла в том, что время не только описывалось в терминах гидродинамики, но уже были сделаны попытки выделить его материальную субстанцию. Сытые физики по всему миру строили накопители. В Стендфорде уже выделили пять наносекунд Жидкого Времени, которые, впрочем, тут же испарились, а капля жидкого времени из европейской ловушки протекла по желобку рекуператора полсантиметра, прежде чем исчезнуть.

Про рекуператоры и спросил Липунов аспиранта, установки по обратному превращению жидкости во время ещё были мало изучены, исполняли лишь служебную функцию.

Аспирант что-то жалобно проблеял о том, как совместится временная капля с прежним четырёх-вектором пространства-времени.

Но Липунов уже не слушал. Незачем это было всё, незачем. Судьба аспиранта понятна — чемодан — вокзал — Лос-Аламос. Что его останавливать, не его это, Липунова, проблемы.

Но уже вмешался другой старикан, и его крики «Причём тут релятивизм?!», внесли ещё больше сумятицы в речи диссертанта.

Впрочем, белых шаров оказалось всё равно больше, как и следовало ожидать.

Мысль о рекуператорах как ускорителях времени ещё несколько раз возвращалась к Липунову.

Последний пришёлся как раз на предновогоднюю поездку на другую службу. Это была оборотная сторона жизни Липунова — поскольку он, как Джекил и Хайд, должен