добежали до ворот, уже миновавшие их всадники снова остановились, один из них снова взмахнул руками, и проезд перегородило пламя. Затрещали, сгорая, тяжелые ворота. Защелкали, лопаясь от жара, камни. Кай сунулся было в огонь, но тут же отшатнулся назад. Одежда его задымилась, кожа на лице готова была вздуться пузырями. Старшина упал на колени и принялся молотить кулаками по мостовой. Кай опустил голову.

Когда пламя спало, всадников уже не было. От шестерых дозорных остались только горстки пепла.

— Что случилось? — прокричала прискакавшая к воротам, держа лошадь Кая в поводу, Каттими.

— Она умерла, — с трудом выговорил Кай. — Уппи, Варса, Кикла… или как ее там… умерла. Убита. Только что. У меня на глазах!

— Я не верил, — пробормотал сидевший на ступенях караулки старшина. — Я не верил ей. А ведь Халана говорила! Да и она сама… Халана! — закричал он бредущей к воротам от желтого дома кетке. — Мне не почудилось?

— Почудилось? — Хозяйка окинула взглядом обожженных и перепуганных гвардейцев, поджала губы, встретившись глазами с Каем, присела рядом со старшиной. — Нет, дорогой мой. Тебе не почудилось. Варсы больше нет.

— Что делали эти двое? — нашел взглядом одного из гвардейцев старшина.

Рослый детина стянул с головы колпак.

— Да почти ничего. Мы все словно окаменели. Варса пела, мы слышали в окно ее голос. Хорошо пела. Но я видел этих двоих. Они спускались от старого города. Не спеша ехали. Один из них, рыжий, все время смеялся. Когда проезжали мимо дома, то второй что-то едва прошептал. Но я услышал. Он сказал: «Хорошо Кикла поет. Как в старые времена». А потом они остановились на углу, рыжий достал что-то. Из ворота вытащил. А второй, который шептал, то ли ножом, то ли еще чем по ладони себе чиркнул. Ну как иногда на дозорах на приделанность проверяют.

— И? — поторопил детину старшина.

— И все, — развел руками стражник. — Песня оборвалась. А уж потом вы выскочили.

— Выскочили, забери нас Пустота, — зло сплюнул старшина, с досадой посмотрел на упавшие обломки ворот, на пепел, оставшийся от его дозорных. — Что я буду докладывать ураю?

— Все как есть, — проговорил Кай. — Ты слышал, что говорила Варса?

— Слышал, а что толку? — махнул рукой старшина. — Да и что разговора-то между вами было? Обменялись десятком слов, и все? Сначала ты что-то наплел про Паттара, потом назвал Варсу Киклой. А после она сказала мне и Халане, что умрет и что ты не будешь в этом повинен. Сказала, что ты сам будешь убит.

— И все? — удивился Кай.

— И все, — сплюнул старшина. — Мало? Пела она потом, плела и пела. Только сплетенное потом куда-то пропало. А ты сидел как истукан. Уши вроде не затыкал. Или оглох на время?

— Что она тебе сказала, парень? — тихо прошептала Халана.

— Сказала, что вернется примерно через шестнадцать лет, — ответил Кай. — Присматривайся к светловолосым девчушкам, что родятся через десять месяцев. В пятнадцать одна из них окажется ею.

— Так она… — зажала рот ладонью Халана.

— Не знаю, — хмуро бросил Кай и вдруг с испугом посмотрел на Халану. — Слышал…

— Что слышал? — напряглась Халана.

— Слышал песню Варсы, — пробормотал Кай, — но только теперь понял. Только теперь понял…

— Что ты понял? — почти закричала Каттими.

— Нет Кеты, — ответил Кай. — Песня была про то, что нет Кеты. Груды камня и вода вместо города.

— Ой, — прижала руку к губам, побежала вверх по улице Халана.

— Когда? — выпрямился, побелев, старшина.

— Скоро, — выдохнул Кай. — Скоро, — и повернулся к испуганной Каттими. — Ворот расстегни.

— Зачем? — прошептала девчонка.

— Ворот расстегни! — повторил Кай.

Каттими медленно потянула шнуровку, обнажила смуглую кожу, побелевшие шрамы. Кай выудил из ворота глинку. Никак не могла поместиться под шрамом возможная метка. В три раза он был уже значка.

— Зачем это? — испуганно прошептала Каттими.

— Так, — махнул задрожавшей рукой Кай, убирая глинку. — Показалось что-то. Подожди!

Он удивленно рванул ворот. Под исподним не было подарка Варсы.

Глава 7

Ружье

Кай покидал Кету ранним утром. С севера снова наползли тучи, закрывая алые сполохи мутной пеленой, но дождя не было. Вчерашняя песня Варсы казалась болезненным бредом. Охотник рассчитался с хозяином постоялого двора, раскланялся с Таркаши и Усити, которые, судя по их довольным лицам, неплохо расторговались в Кете и тоже подумывали об отъезде, и направил лошадь к восточным воротам города, к которым приставал паром. Каттими держалась за охотником в десяти шагах. С вечера она пыталась расспросить его, что случилось в доме Халаны, но Кай, ссылаясь на озноб и головную боль, уклонялся от разговора. Его лихорадка, кажется, начинала утихать, жажда так прошла вовсе, но он не хотел говорить о происшедшем с кем бы то ни было. Вдобавок он не решил, что делать с девчонкой. Теперь она следовала за ним и всеми силами старалась показать, как она обижена. Вблизи ворот Каттими поторопила коня и из тех монет, что достались ей из добычи на холме, сама внесла за себя выходную пошлину. Сама же оплатила и место на пароме.

— Послушай, — когда тяжелый паром выбрался на середину притока Эрхи, Кай сам подошел к девчонке, которая уже, казалось, готова была разрыдаться, — я и в самом деле не могу пока говорить о том, что произошло в доме Халаны. Надо как-то уместить это в голове. Ты вправе обижаться на меня, но до Ламена я тебя не оставлю. Конечно, дорога вдоль реки не так опасна, как путь через чащу, но для увеселительной прогулки она тоже не подходит. Так что никаких ста шагов, держись рядом. А в Ламене вернемся к разговору о том, что мне с тобой делать. Хорошо?

— Хорошо, — выдохнула Каттими. — Я вчера хотела, чтобы ты посмотрел на мой меч, а ты даже меня не услышал.

— Зато