- Что? Ну конечно. Я отнесу тебя домой…

- Нет. Куда-нибудь в другое место. Уединенное. – говорю я: - только не домой.

- Хорошо. – кивает она, помогает мне встать на ноги. На мне – грязно-белое одеяние Панацеи и все движения даются мне словно бы я нахожусь под водой – тело слушается с каким-то запозданием. Когда Слава касается меня – на мгновение я вдруг вижу все ее внутренние органы, понимаю, как действует каждый из них и замираю в восхищении от природной гармонии организма человека. Слава и правда идеальна.

И тут вдруг словно молотом в голову меня бьет осознание. Слава – идеальна. Лицо, фигура, даже внутренние органы у нее все здоровы и органично развиты. Она – словно картинка на странице энциклопедии, словно Мэри Поппинс – идеал и совершенство. И есть только один человек в мире, который может оценить красоту не только по изгибам фигуры и упругости задницы, но красоту печени, селезенки, почек и сердца… и это Панацея. Понимание заставляет меня замереть на месте. Панацея изменяла ее. Все время. Постоянно. Легкими касаниями. Сделала из нее свою идеальную куклу… но не стала ничего делать с головой.

Я спотыкаюсь и едва не падаю носом прямо в пол, но Вики меня подхватывает.

- Все в порядке, Эми. – говорит она мягким голосом: - я тебя держу.

- Я – не Эми.

- Да, да. Конечно. Полетели? – она легко подхватывает меня на руки, словно я и не вешу ничего. Хотя, сколько там Панацея весит? Сорок пять кило? Мешок с картошкой и тот тяжелее.

- Полетели. – сдавленно соглашаюсь я. Виктория распахивает окно, не утруждая себя поиском двери и мы взмываем в небо. Снаружи – розовая полоска рассвета, синее, прозрачное небо. Виктория прижимает меня к своей груди, к своей идеальной, сделанной по лучшим лекалам груди, произведению искусства от Панацеи.

Все это время обе сестры воздействовали друг на друга. Виктория – своей аурой восхищала и влюбляла в себя Эми. И мне трудно ее винить, я попала под ее ауру лишь несколько раз и то была готова к ее ногам припасть. Нет, снаружи себя контролируешь, но внутри возникает это чувство преклонения и восхищения. Снаружи ты можешь вести себя независимо и даже дерзко… но как долго ты выдержишь? Я бы вот и недели не продержалась, призналась бы ей в любви, ну и что, что сестры. И… скорее всего получила бы клеймо извращенки, а Вики стала бы меня сторониться. Эми же – не подала виду, она с самого детства под этой аурой, она привыкла подавлять себя и просто кусать губы глядя на своего самого близкого человека рядом.

Но и Эми воздействовала на Викторию. Кто знает, выросла ли бы Вики такой красавицей, раскрылся бы бутон ее идеальной красоты, если бы не умелый садовник Панацея. И Эми сдерживала себя буквально во всем… она могла бы даже изменить и мозг Виктории – чуть-чуть, едва. Сделать так, чтобы Вики полюбила ее – не сразу, постепенно. Чуть-чуть повысить выделение окситоцина и дофамина каждый раз, когда они встречаются взглядом, докрутить нейромедиаторы и гормоны, так, чтобы теплое чувство в груди захватывало ее каждый раз как они проводят время вместе… и подождать. Вики сама довольно быстро дошла бы до стадии, где она краснела бы, едва встретившись с Эми взглядом. Да нет, что я говорю. Эми вообще могла бы щелчком пальца стимулировать центры у Виктории в голове так, что та текла бы как сучка во время собачьей свадьбы, она в прямом смысле могла бы свести ее с ума на почве желания сексуального удовлетворения именно с ней. Она могла бы сделать и так, чтобы Вики всю радость, все счастье и все оргазмы получала только от нее, сделать ее в прямом смысле слова своей рабыней, преданной и восхищенной. И все это – щелчком пальца.

У меня по спине бегут мурашки. Я не встречала ни одного кейпа страшнее чем Панацея. Справилась бы я на ее месте? Смогла ли бы удержаться от соблазна слегка прикрутить гормоны в голове у сестры, которую любила бы не как сестру? А если слегка прикрутишь… то можно и больше, да? Коготок завяз – всей птичке пропасть… потому что – зачем ограничиваться Викторией? Я слышала, как к ней в и госпитале относятся и в семье, она могла бы всех изменить. Все бы ее любили и делали то, что она скажет. Она страшнее чем Сердцеед, потому что она бы воздействовала на тело, а люди любили бы ее искренне, полагая, что это их собственные чувства.

- Давай тут поговорим. – Слава опускает меня на крышу высотного здания. Я осматриваюсь. В любое другое время это было бы романтично и красиво – сидеть на высотке, с видом на Залив и город. Но сегодня… разрушения, оставленные Левиафаном, были ужасающие. Город словно перепахали гигантским плугом, картина разрухи и хаоса. На улицах продолжаются спасательные работы, видны сполохи проблесковых маячков и слышны сирены. То там, то тут возвышаются желтые пятна строительной техники, разбирают завалы. Мне нужно поговорить с Вики, а сразу потом – дать знать Лизе и остальным что со мной все в порядке. Уверена, что там они с ума сходят.