Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иногда Никон принимался за чтение. Он доставал газету и жадно просматривал ее. И когда находил заметки и статьи о своей шахте, читал внимательно. И еще с большим вниманием впивался в те заметки, где речь шла о баевской бригаде, о его бригаде. Однажды он нашел большую заметку о Владимировских шахтах. Хвалили некоторых шахтеров и особенно Милитину. Никон встрепенулся. Его охватило какое-то странное чувство: не то зависть и смутная обида на девушку, не то радость за нее. Милитину премировали и о ней в заметке говорилось как о примерной работнице. «Берите пример с Завьяловой!» подчеркнуто кричала заметка.
«Берите пример с Завьяловой. Это с Милитины-то?» — недоумевал Никон. — «С тихой и робкой девушки?». — И он вспоминал Милитину, вспоминал ее бескорыстное обожание его, ее ласковость и смущенную привязанность к нему, там, на Владимировских шахтах. И казалось ему невероятным, что эту Милитину теперь ставят кому-то в пример, что она отмечена и что о ней пишут похвально в газете. Но тут же пришло на память, что ее присылали сюда с бригадой заключать договор. — «Достигает она… — с легкой растерянностью сообразил он, — достигает!..»
И ему захотелось повидаться с Милитиной, поговорить с ней, услышать ее голос и снова почувствовать, что девушка тянется к нему, сохнет о нем. Он стал подумывать о том, чтобы в выходной день съездить на Владимировские шахты. Но как раз в эти дни заговорили кругом о необходимости посылки туда бригады, которая бы рапортовала там на слете ударников о результатах заключенного договора. Никон весь запылал желанием попасть в эту бригаду. Это стало его мечтой.
— Выбирать будут в бригаду-то эту? — осторожно допытывался он у товарищей. — Как выбирать-то будут?
— Известно как! Выберут которых получше… Показавших себя.
Никон туманился, замолкал. Слабая надежда попасть в число этих избранников потухала в нем. Конечно, имеются другие, лучшие, самые превосходные ударники! А как было бы ловко и здорово — приехать к владимировцам с бригадой, в качестве одного из лучших, заседать в президиуме и глядеть оттуда на знакомых и пересмеиваться с многими!. Как было бы хорошо явиться к Милитине и сказать ей: «Вот выбрали. А вы тут думали, что я пропаду?!»
Никон мечтал о поездке. И ему казалось, что он свою мечту хранит от всех и никто не подозревает о ней. Но Баев, подметивший, что парень за последнее время задумывается, и по расспросам Никона сообразивший, в чем дело, что томит его, прямо и откровенно сказал ему:
— Что, охота тебе, Никон, съездить с бригадой? Стремишься?
— Нет! — слукавил Никон. — Зачем я туда поеду?
— Не хитри, — просто и сердечно остановил его Баев. — Чего представляешься? Ведь вижу, что в тебе горит охота на эту поездку.
Никон отвел глаза от проницательного взгляда Баева:
— Может, каждому охота… А я там работал…
— Ну, вот то-то! Знаешь, что я тебе скажу?
Парень насторожился.
— Ты не скисай, что не пошлют тебя! Не скисай!.. Твои дела теперь распрекрасные. Все видят, что ты за звание свое, за ударничество крепко держишься. Но не забывай, что достиг ты этого еще недавно. А другие по-ударному работают не первый месяц. Это пойми!
Никон старался это понять. Но ныло и болело в нем желание съездить с бригадой, съездить полноправным членом ее…
46
В тот день, когда бригада должна была отправляться на Владимировские шахты, Никон ходил сам не свой. Много переболело в нем в предшествующие дни. Много волнений пережил он, когда на слете ударников выбирали бригаду и когда все дружно выкрикивали имена Зонова, Баева и других лучших ударников. Но в этот день ему было особенно тяжело. Вот если бы он мог поехать вместе с другими. А оказывается — еще не достоин он. Оказывается, что рано он размечтался. Вот другие, те — могут, тем почет и уважение. Баев, Зонов — эти достигли. Как весело и любовно называли на слете их имена шахтеры, как жарко и бурно хлопали, одобряя их избрание!..
Никон пришел на вокзал к поезду, с которым уезжала бригада. Он сам не знал, зачем он пошел, но удержаться не мог. Увидев всю бригаду, весело и деловито усаживавшуюся в вагон, он еще раз ожегся обидой и ревностью. Особенно тяжко стало ему видеть Баева, который явился со своей гармонью, был весел и сыпал кругом острые прибаутки.
Баев заметил Никона и поманил его:
— Передавать поклоны от тебя?
— Передавай! — невесело согласился Никон.
— Да ты не хмурься! Держи голову выше!.. Выше, Старухин! В следующий раз и ты поедешь!
— Когда это будет еще, в следующий раз?! — недоверчиво возразил Никон. — Да будут ли еще куда посылать бригады?
— Будут!
Поезд уже был готов к отправлению. Рявкнул паровозный гудок, Баев вскочил на подножку и уже оттуда крикнул:
— Будут! В районный центр на съезд готовят делегацию!.. Вот и достигай!
* * *
Никон ушел бродить за поселок.
Гармонь висела у него на боку, фуражку он надел криво, руки засунул в карманы.
Он шел, не оглядываясь и вздымая серые тучи пыли. Он был зол, его томила тоска. Ему казалось, что он обижен, что его обошли, что с ним поступили несправедливо.
Он шел и перебирал в мыслях свое поведение, свою работу здесь, все то, что с ним случилось за последние месяцы. Но по мере того, как он вспоминал, злость и тоска утихали в нем и на сердце у него становилось легче. Что бы там ни было, а вот разве его теперь тут так ценят, как в первое время? Чем он тогда был, когда сюда перебрался с Владимировских шахт? Ведь смеялись над ним и все норовили учить и попрекали почти на каждом шагу. А теперь он ударник! Теперь он наравне с самыми лучшими шахтерами… Ну, ладно, нынче не выбрали и не послали с бригадой. Обидно это, правда, очень обидно, но ничего! Он добьется! Он непременно добьется… Он еще покажет себя Милитине. Еще встретятся они. И будет у них встреча замечательная…
Никон остановился.